нерешительно улыбается мне из своего уголка:
– Хочешь омлет? У нас полно яиц.
Я не могу говорить. Боюсь, что начну плакать без остановки. Поэтому я просто качаю головой, чувствуя, как напряжено мое лицо, и покидаю кухню – назад по лестнице, обратно в свою проклятую комнату с одуванчиками на полу. Я расхаживаю от окна до туалетного столика и обратно. Раз, другой. Холодно, так холодно.
Та книга была здесь. Я знаю это совершенно точно. Она была здесь, а потом исчезла – та самая книга, что мы оставили на кладбище, та книга, что пахла духами Алекс.
Алекс. Она здесь.
Я гоню эту мысль прочь, но она вызывает приступы тошноты. Я не могу перестать думать о ней.
Она здесь.
Я хватаю свечу из набора и становлюсь на колени в середину круга из одуванчиков. Я чиркаю спичкой, зажигаю свечу и шепчу:
– Пожалуйста, уходи. Пожалуйста. Прости меня. Пожалуйста, оставь меня в покое.
Я не знаю, говорю ли все еще с призраком… или с кем-то еще.
Раздается стук в дверь. Я вскидываю голову; на пороге стоит Эллис с зажатой в ладонях кружкой кофе.
– Я подумала, что тебе все еще нравится такой кофе, – тихо говорит она.
Я сажусь на пятки и выдыхаю. По крайней мере, в ее присутствии комната кажется уютнее.
– Спасибо.
Я протягиваю руку, Эллис входит в комнату и, присев на корточки, передает мне кружку. Она все еще очень горячая; я делаю глоток – и жидкость обжигает мне язык. Я рада этой боли. Она успокаивает.
Но лучше бы это был бурбон.
Одновременно с этой мыслью приходит воспоминание о матери: ее пустые бутылки из-под вина, стакан, разлетающийся на осколки на мраморном полу, и рвота.
– Я волнуюсь за тебя, – говорит Эллис.
Я фыркаю.
– Знаю. Как моя мать. Она звонила на прошлой неделе, чтобы проверить. Пусть и в первый раз за весь семестр, но по крайней мере показала свои материнские чувства.
– Что ты ей сказала?
Кофе еще горячий, когда я делаю второй глоток. Я зажмуриваюсь и продолжаю пить, мой язык онемел и пересох.
– Я сказала, что всё в порядке. Я… – я смеюсь, – сказала ей, что на каникулах собираюсь кое к кому домой, так что мне не придется встречаться с ней. Наверное, сниму номер в отеле в городе.
– Ты могла бы остаться здесь со мной.
– Что? – Сердце замирает у меня в груди.
– Остаться здесь со мной, – повторяет Эллис. Ее рука находит и сжимает мое колено. – Мои родители во время каникул будут путешествовать, так что мне в виде исключения разрешили остаться в школе. Квинн собирается навестить меня; я уверена, с удовольствием с тобой познакомится.
На моих губах невольно появляется дрожащая улыбка:
– Обрати внимание, я не напрашивалась.
– Принято к сведению. Пожалуйста, соглашайся.
Я хотела этого больше всего на свете.
– Да. Я остаюсь.
Эллис широко улыбается и сильно сжимает мою ногу, потом складывает руки у себя на коленях. Ощущение, будто меня ограбили. Я хочу еще. Я хочу, чтобы она трогала меня везде.
Я хочу большего и думаю, Эллис способна на многое.
Глава 21
В Дэллоуэе снова как летом: пустой кампус и Годвин в нашем распоряжении.
В комнате отдыха мы с Эллис на полную громкость включили музыку. С зажженными косяками мы высовываемся из окон спален, в головах – звезды.
Да, мне плохо, и нет смысла это отрицать.
Отстранившись от воспоминаний о смерти Алекс, я питала надежду уничтожить страх, царивший в моем сознании, но не вышло. Однажды доктор Ортега сравнила психотическую депрессию с пистолетом: мои гены зарядили камеру пулями, моя мать вложила оружие мне в руку, а кончина Алекс спустила курок.
Наверное, я выдумала зловещую книгу в моей комнате, и Эллис права, что ее никогда там не было. Возможно, я хотела, чтобы так было. Хотела, чтобы Алекс наказала меня.
И наверное, признать это вполне нормально.
На третий день каникул приезжает сестра Эллис на стареньком «Мустанге», едва заметном среди деревьев вокруг Годвина.
Из окна зала на третьем этаже я наблюдаю, как она идет по тропинке. Узкая фигура четко очерчена на фоне заката.
– Эллис, – зову я довольно громко, чтобы было слышно на нижнем этаже, где над книгой трудится Эллис. – Там Квинн.
Даже с высоты моей комнаты слышен скрежет ее стула об пол, а следом звук ее шагов, когда она спускается вниз по лестнице. Я, помедлив, следую за ней. На улице сумрачно и прохладно. Эллис бросается обнимать приехавшую, и та в ответ зажимает сестру в объятиях, приподнимая ее над землей.
Они обе темноволосые, обе высокие. Когда Эллис наконец отпускает гостью, я вижу ее лицо и понимаю, что сестры совсем не похожи. Квинн очень открыта и эмоциональна. Не знаю, можно ли доверять первому впечатлению, но это кажется правдой. Наши взгляды встречаются. Темные глаза Квинн смотрят спокойно.
– Фелисити, это Квинн. Квинн – Фелисити, – наконец выручает Эллис. – Моя школьная подруга, о которой я тебе рассказывала.
– Уверена, все наврала, – говорю я, и мы с Квинн жмем друг другу руки.
– Думаю, Эллис про меня вообще почти ничего не рассказывала, – заявляет Квинн.
Ответить нечего. В конце концов, это правда. Эллис лишь пару раз упоминала о ней. Но я знаю, Эллис младше примерно на десять лет. Из гендерно-нейтральных местоимений, которые она использует, понятно, что Квинн небинарна. Глядя на сестер, я могу сказать, что у них много общего. Во всяком случае, блейзер и яркий золотой галстук свидетельствуют об этом.
– Кое-что мне известно, – наконец произношу я. Эллис, улыбаясь, складывает руки за спиной, будто смотритель галереи, представивший посетителю новейшее произведение искусства.
Квинн показывает на дом:
– Ну тогда войдем, познакомимся получше?
Мы заходим в комнату отдыха. Эллис настойчиво усаживает меня в мое любимое плюшевое кресло цвета бургундского вина. Ее сестра заваливается на шезлонг напротив и зажигает сигарету. Я не удивлена, что они курят в помещении: уже привычно видеть Эллис с сигаретой в доме. Вероятно, она переняла это у сестры.
Эллис направляется к тайнику, где хранится бурбон, как помнится, давний подарок Квинн. Я неотрывно наблюдаю, как она своими элегантными руками разливает горький напиток по трем хрустальным стаканам. Я отвожу взгляд, понимая, что Квинн оценивающе смотрит на меня.
Сцепив руки на коленях, я изображаю улыбку. Ощущение, будто я пытаюсь произвести впечатление на родителей на первом свидании. Не то чтобы у меня когда-то было такое… Не совсем то.
– Расскажи мне о себе, Фелисити, – просит Квинн.
Что это? Собеседование? Я вонзаю ноготь большого пальца в руку, чтобы потом не жалеть о сказанном.
– Не знаю, что рассказывать. Боюсь, я не очень интересный человек.
– Фелисити скромничает, – замечает Эллис. – Она лучший исследователь в Годвин-хаус, и домоправительница МакДональд это подтвердит.
Меня трудно вогнать в краску, но сейчас Эллис это удалось. Надеюсь, свет здесь достаточно слабый и Квинн не заметит этого.
– Неправда.
– Какой у тебя любимый предмет? – спрашивает Квинн.
– Вообще, английская литература, – отвечаю я. – Мой диплом – о характеристике колдовства и психических заболеваний в жанре романа.
Эллис
