— А ну убирайся в свою берлогу, мразь! — рявкнула дева взиравшему на неё красными глазами ётуну, а затем, дабы произвести на противника более сильное впечатление, добавила несколько фраз, касавшихся его родословной до седьмого колена включительно.
«Теперь точно убьёт! — стукнуло в голове у отца Целестина, прятавшегося за спинами Видгнира и Гудмунда. — Я бы на его месте такого не потерпел!»
Краем глаза монах заметил, что Гунтер развязывает мешочек со своим снадобьем. Чего ещё этот варвар удумал?
Ётун не отвечал. Только языки огня, в которые был облачен великан, взметнулись ввысь с шипением тысячи разъяренных змей. Он стоял словно раздумывая, и удар, расколовший надвое щит Гёндуль, пришёлся неожиданно. Валькирия успела отскочить, сбросив обломки с руки, и тотчас воздух в том месте, где она только что стояла, прочертила огненная полоса — ётун мог запросто разрубить деву пополам. Новый удар Гёндуль отразила мечом, отведя клинок великана вниз, так что остриё его пробороздило каменистую почву, оставив там дымящийся след.
— Помоги нам Тор-Воитель и Хёймдалль-Страж! — выдохнула валькирия. Подняв левую руку, она выкрикнула короткое заклинание. Громыхнуло, с пальцев девы сорвалась толстая синяя молния, ударив великана в грудь и заставив отступить на несколько шагов. Окрестности огласились жутким рёвом.
— Получил? — зло рассмеялась дева. — Ещё хочешь?
Ётун перемещался быстро и плавно, подобно дыму. Внезапно он снова оказался перед валькирией, и из свободной его руки вырвалось грязно-дымное, как будто жидкое, пламя. На мгновение оно целиком окутало Гёндуль, и у отца Целестина упало сердце: «Без неё мы пропали!» Гунтер издал угрожающий рык.
Валькирия вырвалась из пламенного облака целой и невредимой. Правда, шлем потускнел и волосы утратили свой блеск. Отпрыгнув подальше, Гёндуль вторично запустила в колыхавшуюся перед ней тварь молнией — и ётун опять отступил. Следующее, очень напряжённое, мгновение стояла тишина. Никто не двигался, даже ётун. Потом великан заворочался, не решаясь подойти к разъяренной воительнице, и вдруг изверг низкий громкий звук. Можно было даже различить слова, слившиеся в единую связную фразу, но языка не понял никто, даже Гёндуль. Одно слышалось чётко — это был призыв. Ётун явно звал кого-то на подмогу.
Гунтер приобрёл устрашающий вид — сказывалось действие принятого им средства, однако соображал германец по-прежнему хорошо. Наклонившись к уху отца Целестина, он прохрипел срывающимся голосом:
— Его сущность — огонь. Огонь гасят водой. Где фляга с водой, посвящённой твоему богу? Ты брал её, я знаю!
Отец Целестин, заворожённо глядя в безумные глаза Гунтера, отцепил от пояса бутыль со святой водой, не понимая, что тот собирается делать. Германец сорвал пробку, плеснул водой на свой меч, сунул флягу обратно в руки монаха и выскочил вперёд, как раз в момент, когда огненный великан решился на очередную атаку, обрушив на Гёндуль багровый клинок и новую струю жидкого пламени.
— Гунтер, назад!! — отчаянно завопил Видгнир, и только железная хватка конунга удержала молодого норманна от попытки ринуться вслед за германцем, который с малоразборчивым, но донельзя непристойным кличем легко перепрыгнул через костёр и разбросанные в беспорядке вещи, отпихнул опустившуюся на одно колено Гёндуль, упал, перекатился под мечом ётуна, оказавшись у самого основания черно-багрового облака, возле места, где у всех нормальных существ находятся ноги. Лежа, Гунтер поднял руку, вооружённую стареньким, изрядно иззубренным мечом, что подарил Торин, и, размахнувшись как мог, пропорол плотную черноту, сделав широченный разрез, откуда вместо крови хлынул огонь. В то же мгновение Гёндуль ещё раз метнула молнию, целясь туда, где у ётуна было подобие головы.
Полыхнуло жарким, слепяще-белым огнём. Там, где стоял великан, взметнулся купол белоснежного огня, быстро разраставшегося и рассыпающегося на драные бездымные лохмотья, поджигавшие всё встречавшееся на пути. Вихрь, составлявший сердцевину купола, рванулся в небеса, окрасив облака багровым цветом, и исчез. Гунтер, вопя благим матом, сдирал с себя горящую безрукавку, а пришедшая ему на помощь валькирия пыталась сбить пламя.
Всё кончилось как-то неожиданно, и монах не сразу понял, что ётун сгинул. Совсем.
— Вы… вы убили его? — облизывая пересохшие губы, робко спросил Видгнир у валькирии, сидевшей на корточках рядом с подававшим слабые признаки жизни Гунтером.
— Как же, убьёшь его, поганца, — мрачно ответствовала дева. — Сбросил обличье да сбежал к себе, в Ётунхейм.
— Он не вернётся? — пискнул отец Целестин, глядя на Гёндуль вылезающими из орбит от пережитого ужаса глазами. Монах никогда не признавался себе в том, что он отъявленный трус, но всё же данный факт оставался вопиющей реальностью.
— Не знаю, — буркнула валькирия. — А до рассвета, между прочим, ждать ещё и ждать.
Гунтер очнулся на удивление скоро и вперился слезящимися глазами в Гёндуль:
— Ты как?
— Я-то ничего, — хмыкнула валькирия. — А ты, как погляжу, мужик крутой. Люблю таких. Вставай.
Она помогла германцу подняться на ноги. Его качало, но выглядел Гунтер неплохо, умудряясь даже не падать.
Но неприятности только начинались. Видгнир разглядел вдали ещё несколько багровых теней, — похоже, призванная первым нападавшим помощь наконец прибыла. Отец Целестин, несмотря на истерический настрой, дрожь в руках и прочие неприятности, сопровождавшие чувство, именуемое смертным ужасом, сумел-таки с пятого на десятое объяснить, отчего удар Гунтера стал решающим в минувшей схватке. Все, не исключая Гёндуль, окропили оружие святой водой ещё до того, как на сцену перед костром Одина вышли враги.
— Нет, нам тут даже с волшебным составом не выстоять, — мрачно сообщила валькирия, глядя на воинственные приготовления несколько приободрившихся людей. — Этих гадов сюда, наверно, с десяток идёт. И на кой мы им сдались?
Дева опустилась на колени и, не слушая тревожных окликов, быстро-быстро зашептала слова, другим не слышные. Затем прочертила мечом в воздухе несколько знаков — отец Целестин разобрал очертания рун: «тейваз» и «эйваз». Немного знакомый с основами суеверия, именуемого норманнами рунической магией, он начал понимать, что Гёндуль взывает к богу Тору с просьбой о защите. Ну что ж, пусть помогут нам все святые, Иисус, Дева Мария… и Аса-Тор!
Когда восемь пылающих теней сгрудились возле валуна сплошной стеной огня, валькирии было уже не до геройства. Как и смертные, валькирия прижалась к холодному камню, надеясь только на крепость меча и милость богов. Тёмный огонь ревел вокруг, становилось всё труднее дышать, и жар бил в лица. Отец Целестин мысленно прикидывал, куда его отправят — сразу в ад или всё же в чистилище. Впрочем, о каком аде может идти речь, когда вот он, наяву! Именно такими и представлял святой отец демонов преисподней — большие, чёрные, с огнём и пылающими глазами.
