Тур на ходу обернулся, лицо в зеленых потеках, на плече болотные листья. Олекса поспешно сорвал их с брата, пока те не пустили корни.
Тур сказал пораженно:
– Ничего себе безопасный проход!
– Да, – пробурчал Олекса, – тот мужик насоветовал… Придон напомнил:
– Он не говорил, что здесь мед и цветы. Просто в других местах вообще не пройти.
Со всех сторон окружал двигающийся, но абсолютно плотный туман. Теперь не розовый и даже не желтый, а странного грязно-лилового цвета, выглядел то монолитным, как скала, то в нем возникали тени, сгущения, призрачные фигуры, что манили, завораживали, тут же исчезали, уступая место другим.
Все трое остановились перевести дух в трясине по колено. Придон первым сделал шаг, провалился до пояса. Из тумана доносился не то приглушенный рев, не то бурчание. Хотя, может быть, это лопаются пузыри болотных газов.
По эту сторону стены тумана прямо из темной жижи поднимаются струйки, а иной раз и целые клубы зловонных испарений. Налетавший ветерок размывал их, но когда не успевал, то гнилостные испарения скатывались волнами, удивительно живыми, двигались будто сами по себе. За ними исчезали лягушки, а зеленые сочные стебли превращались в желтые и высохшие, ломкие с виду.
Они стояли долго, вслушиваясь, всматриваясь в неясные тени, в выступающих болотных чудовищ, но ветерок размывал и зверей, и проступающие вдали деревья.
– У меня уже в глазах рябит, – сказал Тур. – Надо идти, пока снизу никакая тварь не подобралась.
– Или наши ноги не пустили корни, – добавил Олекса очень серьезно.
Придона передернуло с головы до ног. Он с детства слышал о народах, что в старости пускают корни и превращаются в деревья. От них даже пошло слово «укорениться», так стали говорить о тех, кто оставил славный путь воина и осел на хозяйстве.
Ломились через красный, как кровь, мир, Придону чудилось, что багровый закат не отступил, а приблизился сам, принял их в себя, и теперь бредут в этой красноватой мгле, похожей на редкий розовый, а временами грязно-лиловый туман.
Затем то ли ветер чуть развеял красную мглу, то ли подошли ближе, но навстречу из тумана выпукло выступил город… или настолько огромный дворец, что равен городу: исполинское здание, которому не подыскать сравнения, множество неимоверно высоких башен, причудливых, с парапетами, площадками, высокими остроконечными шпилями…
Именно выступил: как барельеф, как лицо бога из каменной стены, за чудо-городом мутно проступало нечто вроде огромного оранжевого шара, он почти тонул в красной мгле, но Придон всеми чувствами осознал неимоверно чудовищную массу, перед которой даже горные хребты – пылинки. Верхушка шара блестит, вся из металла, но красная мгла гуще, шар исчез, даже сам город начал колебаться, жутковато прекрасный, непостижимый, причудливый…
Тур бросил холодновато:
– Мираж.
Олекса подтвердил мрачно:
– Наше счастье, что города нет уже тысячи и тысячи лет.
– А жаль, – прошептал Придон. – Почему красота так мимолетна?
Воины посмотрели с удивлением, переглянулись. Придон усмотрел в их взглядах озабоченность. Как бы не сочли, что рехнулся. Кто рожден быть воином, тот должен быть воином! И думать только о подвигах, о новых срубленных головах врагов, а не о красотах чужих городов.
В болоте часто попадались гниющие деревья, обычно из воды торчали покрытые слизью корни. Дважды встретили странные плиты, похожие на камень, но слишком уж пористые, как творог, черного цвета. Они торчали из воды, полузатопленные, все трое обычно слышали шумные всплески, а когда подходили ближе, Тур, как лучший следопыт, старался по мокрым отпечаткам определить, что же там сидело.
Солнце начало клониться к закату, Придон уже едва волочил ноги, но Олекса вскрикнул, указал в туман, сам устремился, будто его тащили на веревке.
Тур и Придон вскоре увидели еще одну такую огромную черную плиту. Она по наклонной торчала из болота, а другим концом уходила далеко в туман. Олекса уже стоял на плите и махал рукой.
– Там какие-то заросли! – крикнул он.
– А здесь болото, – сообщил ему Тур.
– Дурень, так заросли уже на берегу!.. Болото кончилось!
Огромная плоская плита, на которую взобрался Олекса, другим концом в самом деле тонула в зарослях странных растений, похожих на трубки. Снизу на плиту пыталась взобраться плесень, карабкался мох, но блестящая, хотя и ноздреватая поверхность все еще блестела гордо и вызывающе.
Придон ускорил шаг, провалился по грудь. Отсюда бледные волны тумана казались такими плотными, что он видел только сгущения, плавающие комки, а сама плита в разрывах тумана появлялась то с одной стороны, то с другой.
Сцепив зубы, он двигался по памяти, еще дважды провалился по шею, наконец ноги уперлись в твердое. Олекса протянул руку, помог взобраться обоим.
Некоторое время молча выливали воду из сапог, с отвращением сбрасывали болотные листья, плети гадких растений, что в самом деле пускали корешки и пробовали дырявить кожу.
Придон не успел увидеть, что именно рухнуло на то место, где только что стоял Тур. Сам Тур с воплем полетел вверх тормашками в грязь, Олекса отпрыгнул и вслепую ударил топором.
Придон увидел массивную тушу, угольно-черную, но без блеска, пахнуло животным теплом, в следующий миг прозвенел отчаянный вопль Тура:
– Вниз!.. Всем вниз!
Придон бросился ничком и обхватил руками камень. Яркая вспышка обожгла глаза. Страшно закричал огромный зверь. Свет был ослепительным, а когда погас, Придон видел только пурпурно-красное зарево с толстыми размытыми жилками внутри век.
И все же он успел увидеть, как черная туша, изрезанная дымящимися полосами, сорвалась с края, плиты. Плюхнуло, будто в топь обрушилась скала. Наступила мертвая тишина, будто неведомый зверь сразу ушел на дно и затаился. Придон сказал дрожащим голосом:
– Пожалуй, если оно не утащило с собой Тура…
– Зачем ему Тур? – возразил Олекса. – Тура никакой зверь есть не станет, у него мясо ядовитое! К тому же я его если не убил, то серьезно ранил!
– Тура?
– Да кто их разберет в тумане…
– Вот оно и взяло с собой Тура, чтоб зализывал ему раны…
– Или не только раны…
Тур взобрался на плиту сам, оттолкнув руку Олексы. Весь перемазанный с головы до ног, сам как болотное чудище, он горстями снимал с себя вонючий ил, грязь, срывал с головы и плеч гибкие стебли болотной травы.
– Я вам это припомню, – пригрозил он. – И мясо невкусное, и все другое…
С головы до ног в липкой зловонной грязи, выкарабкались на берег почти ползком. За каждым волочились присосавшиеся стебли болотной травы. Тур так и вовсе выволок за собой чуть ли не подводное дерево, долго срывал его липучие ветви. На ногах остались красные пятна, кое-где корешки отрывал с кожей, там выступала сукровица, и туда сразу начали липнуть большие сине-зеленые мухи.
