— Товарищ Сталин. Я понимаю — виноват. Но девчонки мои. Они же могли отказаться, а полетели! И о Вашем запрете ничего не знали! Их тоже награждать нельзя?
— Какие девчонки? Яснее выражайся!
— Экипаж! Курсантки. Воскобйникова и Весельская. Зина, — Сашка запнулся, поправившись, — курсант Воскобойникова следила за радарами и осуществляла захват целей, когда мы сбили прорвавшиеся через заслон истребители, — Сашка не стал уточнять, что наведением ракет занимался он сам, — а курсант Весельская обеспечивала безопасность детей, пресекаю панику в салоне.
Сталин усмехнулся.
— Это похвально, что ты беспокоишься о своих людях. Правильно. Но скажите мне, товарищ лейтенант государственной безопасности, — Иосиф Виссарионович перешел на официальный тон, — кто является командиром указанных курсантов?
— Я, товарищ Верховный главнокомандующий, — недоуменно ответил Сашка.
— А кто должен писать представление на своих подчиненных? Или товарищ Сталин должен догадаться, что товарищи курсанты Весельская и Воскобойникова достойный награды?
— Виноват, товарищ Верховный главнокомандующий, — вскочил со стула Сашка, — сегодня же представления будут написаны. Только… — парень замялся, — кому их передать, товарищ майор госбезопасности, наверное, уже на базе, а в расположение курсов я не знаю когда попаду? Действительно, неразбериха получается. Девушки являются курсантами и представление на них должно идти через майора Максимова, но в то же время, задачи они выполняли по линии госбезопасости. И как тут быть?
— Не вскакивай, садись, давай. Берия, Мехлис и Василевский весело поглядывали на смутившегося из-за справедливого разноса Сашку. А Сталин, на мгновенье задумавшись, ткнул трубкой в сторону Лаврентия Павловича:
— А вот товарищу Берия и отдашь. Его операция, ему и награждать.
— Хорошо, товарищ Сталин, — напряжение немножко отпустило. Все-таки тяжело разговаривать с Иосифом Виссарионовичем. Не понятно, когда он товарищ Сталин — все понимающий старший товарищ, а когда Верховный главнокомандующий.
— Ну что, товарищи, есть у вас еще вопросы к Александру? — Сталин обвел взглядом присутствующих. Василевский пожал плечами, его сейчас интересовал не столько этот паренек, сколько карты и архивы базы, касающиеся этой войны. А ведь есть еще Уставы, оперативные и тактические наработки, опыт этой и последующих войн. Работы теперь предстоит не мало. Но работы нужной и интересной, за которую уже не терпелось взяться. Зато Мехлис, кивнул головой, спросил:
— Скажите, Александр, а как Вы относитесь к нашей партии большевиков?
Да уж! Вот это вопрос! И как на него отвечать. Сашка, в поисках подсказки, глянул на Сталина. Тот, улыбнувшись, кивнул:
— Говори, как есть.
Александр прямо посмотрел в глаза Мехлису:
— Никак, Лев Захарович. Я просто ничего не знаю ни про партию, ни про большевиков. У нас там, честно сказать, коммунистов очень ругали. Но за что и почему я не знаю. Мне не интересно было.
— А здесь? — во взгляде Мехлиса не было злости, только заинтересованность, — Здесь Вам ничего о нашей партии не рассказывали?
Сашка кивнул:
— Рассказывали. И Никифоров и Харуев. Иса, вообще, сказал, что мне надо думать о комсомоле. Только я ничего не понял. А разобраться пока некогда было.
— Это Вы зря, Александр, — Лев Захарович осуждающе покачал головой, — такие вещи надо знать! Ничего. Я сам этим займусь! У Сашки по спине пробежали мурашки. Кажется, он попал. Но деваться некуда, придется теперь еще изучать политические вопросы. Эх, и где же на все время найти! Сталин, после слов Мехлиса, смотрел на Сашку с улыбкой, а вот во взглядах Василевского и Берии, проскользнуло сочувствие. А Лев Захарович не унимался: — Странно только, что в нашей школе этому совсем не уделили внимания. Одноклассники-то должны были рассказать и объяснить. И учителя куда смотрят?! Или у вас в классе нет комсомольцев?
— Есть, — Сашка потупился, — только у меня с одноклассниками не очень, — а потом, как будто ныряя головой в ледяную воду, выпалил:
— Товарищ Сталин, заберите меня из школы?! На фронт! Я же летчик! А тут минералы какие-то, Гоголь, Герцен, Конституция! Ленка…, - Сашка осекся. Ленка Волкова хоть и заноза, но жаловаться на нее Сталину, это не правильно, похоже он и так сказал сегодня лишнего.
Иосиф Виссарионович удивленно посмотрел на парня, потом на остальных присутствующих, ловя их такие же недоуменные взгляды. А потом четверо серьезных, взрослых людей, наделенных огромной властью и ответственностью на одной шестой части планеты, грохнули оглушительным хохотом. Сашка сидел красный от стыда, а Сталин, Берия, Василевский и Мехлис смеялись не в силах остановиться. Перед ними сидел шестнадцатилетний Герой Советского Союза, кавалер Ордена Красного знамени, потерявший в войне свой мир, побывавший уже здесь в боях, имеющий за спиной кучу уничтоженных врагов, раненый и кое-как вытащенный медиками с того света и жалобным голосом жалующийся на школу и какую-то Ленку самому Сталину. Отсмеявшись, Иосиф Виссарионович вытер выступившие от смеха слезы и, стараясь говорить серьезно, спросил:
— Саша, скажи, а чем ты собираешься заниматься после войны? Парень, уставившись в пол, молча пожал плечами. «Мальчишка, какой же он еще мальчишка!» — подумалось Сталину. — Вот товарищ Миль очень хвалил тебя. Сказал, что тебе нужно учиться, что из тебя может вырасти отличный авиаконструктор. С Ленинградского фронта на тебя пришла характеристика. Тоже хвалят, говорят летчик отличный, знающий. Иосиф Виссарионович говорил вкрадчиво, как с маленьким ребенком. — Война закончится, захочешь ты поступить в институт или в военное училище и как ты это сделаешь без аттестата. Да и просто, как ты будешь жить мирной жизнью, не имея представления о стране, в которой живешь, о людях вокруг тебя? Парень шмыгнул носом, не зная, что ответить и сгорая от стыда. — Ладно, я подумаю над твоей просьбой. А сейчас иди, подожди в приемной. Мы тут еще посовещаемся еще, и тебя отвезут в госпиталь.
Сашка встал и, стесняясь поднять взгляд, поплелся из кабинета. Закрывая за собой дверь, он опять услышал дружный хохот и поймал на себе удивленный взгляд Поскребышева, недоумевающего, что могло так рассмешить людей, находящихся сейчас у Хозяина.
XIX
Комиссию пришлось проходить не в своем госпитале, а в госпитале ВВС, куда его и привез в сопровождении сержанта госбезопасности Сашкин старый знакомый Михалыч. Сержант передал документы и самого Сашку местному особисту и быстренько испарился, сообщив только, что машина будет ожидать товарища лейтенанта, чтобы отвезти обратно, столько, сколько нужно. Местный лейтенант госбезопасности, представившийся Виктором, сопроводил парня до кабинета ВВК и скрылся за дверью с его бумагами. А Сашка, поежившись под внимательными взглядами летчиков, спрятался за обгоревшим капитаном.
Возле кабинета, в котором разместилась военно-врачебная комиссия ВВС РККА, с утра царила суета. Кто-то нервно вышагивал по коридору, ожидая своей очереди, кто-то наоборот отирал спиной стены, а кто-то был излишне разговорчив, сыпля несмешными шутками или рассказывая не очень правдоподобные истории. Здесь все друг друга знали, все друг другу примелькались за время лечения. И когда к ним в сопровождении госпитального особиста присоединился незнакомый молодой паренек с рябым лицом, знаками различия лейтенанта ВВС, совершенно не соответствующими возрасту, и что еще удивительнее с Орденами Ленина и Красного знамени на груди, над которыми поблескивала Звезда Героя, все тут же обратили внимание на него. Кто-то из очередников даже удивленно присвистнул. Мгновение и тишина, повисшая в коридоре с появлением Сашки, опять заполнилась гомоном. Ну, появился новый человек и появился, мало ли откуда он? А то, что награжден- так война сейчас. Правда, с такими наградами!.. Так что волей неволей окружающие приглядывались к пареньку, ну а Сашка исподволь разглядывал народ в очереди.
Летчики, как летчики. Самые обычные, точно такие же, как и в 154-ом истребительном. И разговоры у них в основном об авиации, о самолетах и воздушных боях, где они, конечно же, всех побеждали и если бы не нелепая случайность, то в госпитале никогда бы не оказались. По крайней мере, так можно было подумать по рассказу юного младшего лейтенанта, который отчаянно жестикулируя, излагал таким же молодым младлеям свою версию попадания в госпиталь. Сашка особо к разговору не прислушивался, мысли больше крутились вокруг комиссии и допуска к полетам. Чувствовал он себя отлично, полностью здоровым! Но мало ли что могут придумать врачи, чтобы не пустить его летать? Да и не исключено, что где-нибудь в документах стоит пометочка, поставленная по приказу товарища Сталина, чтобы придержать попаданца на земле, во избежание опасностей.
