случилось?
– Балорн убил и его, и мою мать, – ответил Ренвик, и Руа задохнулась. – Они пытались убежать от моего отца. Балорн… остановил их.
– И ты не сбежал с ними? – пробормотала Руа, стараясь, чтобы голос не дрожал.
– К тому времени меня звали Ведьмоубийцей. Я не думаю, что мама и Эдвин хотели бы, чтобы я бежал с ними.
После такого откровения Руа еле сдержалась, чтобы не разрыдаться. Ренвика бросила собственная мать. Он знал, каково это – быть нежеланным. Ей самой была знакома эта боль, но ту, что жила в Ренвике, она чувствовала гораздо острее.
– Мы оба знаем, что значит потерять брата. – Руа не отводила взгляда от своего подрагивающего пальца, бездумно скользящему по корешку книги. Ренвик протянул теплую ладонь и нежно обхватил ее собственную, Руа вздрогнула. Она тут же отдернула руку, уходя от ласкового прикосновения. Нет, она не могла этого вынести: эту нежность. Руа была уверена, что, если примет ее, под ногами тут же разверзнется целая яма горя и печали, и она туда упадет.
– Руа, посмотри на меня, – прошептал Ренвик.
Она отбросила печаль, грозившую поглотить ее, и вместо этого разожгла в сердце огонь.
– Я устала, мне пора.
– Подожди, пожалуйста.
Руа повернулась, чтобы уйти, но Ренвик протянул руку и коснулся ее щеки. Ощущение его кожи на ее побудило Руа к действию. Рука сама выхватила кинжал, висевший на бедре, она развернулась, кончик острого лезвия уперся в горло Ренвика.
– Сегодня я не в настроении слушать приказы, Король. – Руа слышала свой голос и не узнавала – он был хриплым, злобным. Она наконец подняла глаза и встретилась с Ренвиком взглядом. Только так она и должна была на него смотреть – когда в него упирался ее кинжал. Так и никак иначе.
Руа полагала, что глаза Ренвика будут огромными от шока, но он смотрел спокойно, а его взгляд резал не хуже ее кинжала. Его грудь тяжело вздымалась и опускалась, пока он смотрел ей прямо в душу.
– Если я причинил тебе боль… – начал он, но Руа перебила:
– Замолчи. – И слегка надавила на лезвие, и так готовое проткнуть его кожу. Глаза Ренвика застыли, он подался вперед, позволяя кинжалу вонзиться в него. Струйка алой крови потекла по шее.
– Не думал, что смогу ненавидеть себя больше, чем уже ненавижу. – Ренвик не сводил с Руа взгляда. Его зрачки были настолько широкими, что она едва могла разглядеть цвет его глаз.
– Не хочу говорить об этом. – Рука Руа дрожала, ее дыхание было таким же тяжелым, как и у Ренвика.
– Не нужно от меня отстраняться, – с мольбой проговорил Ренвик, прикрыв глаза капюшоном. Он продолжал давить на ее кинжал, кровь потекла быстрее, и Руа сдалась. Она вытащила лезвие и убрала кинжал в ножны.
Подойдя к его столу, Руа увидела пустой пузырек. Ренвик не чувствовал боли, пока был под действием этого опасного зелья. Он разрушал себя еще отчаяннее, чем она. И это ужасно злило Руа.
В жизни Ренвика было гораздо больше боли, чем в ее собственной, но Руа была такой слабой. Больше она этого не допустит.
В ярости она ударила ладонью по пустой склянке, разбив стекло.
– Руа! – рявкнул Ренвик и бросился к ней. Руа подняла ладонь и вытащила из нее осколок. Кровь закипела в ране, а затем потекла по руке. Капли падали на стол короля, словно капли дождя.
– Я могу почувствовать боль. – Руа протянула Ренвику свою кровоточащую ладонь. Как и накануне вечером, зрачки его тут же сузились, запах ее крови вернул его обратно на землю. Он схватил ее ладонь и, надавив на порез, поднял повыше, чтобы остановить кровотечение.
– Зачем ты это сделала? – прорычал он, взгляд метался по ее лицу.
– В моей палатке, после того дня в Вурстине… ты просил остаться, – напомнила ему Руа. – Помнишь, что ты сказал?
Глаза Ренвика совсем прояснились, теперь на его радужке виднелись блестящие изумрудные кольца. Так же, как он успокаивал ее, когда ею завладевал Бессмертный клинок, она освободила его от яда.
– Я сказал, что удержу тебя, – прошептал Ренвик. Большим пальцем он все еще зажимал рану на ее руке. Руа заглянула в эти яркие зеленые глаза:
– Я ведь не единственная, кто угасает и чахнет.
Эти слова заставили Ренвика тут же опустить глаза – ему было стыдно. Он понимал, что то, что делал с собой, – ужасно. Хотя наверняка говорил себе, что держит все под контролем.
– Зачем ты это делаешь? – в голосе Руа звучало отчаяние. Ренвик покачал головой и опустил ее руку. Он приподнял палец, чтобы проверить, остановилось ли кровотечение, и наконец отпустил ладонь Руа.
– Если бы ты тонула и кто-то бросил тебе веревку, разве ты бы не схватилась за нее? – пробормотал Ренвик и потрогал подсохшую корочку на ране на своей шее. – И только когда начинаешь тянуть за веревку, понимаешь, что она ни к чему не привязана.
– На самом деле этот яд не снимает боль, – грустно проговорила Руа.
– Но он помогает! – огрызнулся Ренвик.
– Не помогает! – крикнула Руа, и Ренвик снова уставился на нее. – Ты можешь менять свой герб сотни раз и вырезать столько чертовых розочек на том замке, сколько захочешь. Но яд, который ты принимаешь, не принесет мира в твою душу.
– Почему тебя это волнует, Руа? – зарычал на нее Ренвик.
– Хочу – и волнуюсь! – крикнула она в ответ.
– Почему? Ответь!
– Потому что ты мне небезразличен, Ренвик, черт возьми! – зашипела Руа. – Это ты хотел сказать мне в тот день в Рэвенпорте, не так ли? Что я тебе тоже небезразлична?
Кивнув, Ренвик потянулся к ней, но она отпрянула от него, снова устанавливая дистанцию между ними. Взгляд Руа метнулся к книжной полке. К книге, которую мать Ренвика подарила его младшему брату. Так много книг о давно ушедших семьях. Так много людей, которых они любили, навсегда останутся лежать в земле.
– А мне должно быть плевать на тебя, – подавилась Руа своими словами и развернулась, чтобы уйти. И Ренвик не пошел за ней.
Когда она вышла из кабинета, за спиной раздался грохот и звуки ударов. Словно там был зверь, который крушил сейчас комнату. Часть Руа хотела успокоить этого зверя. Того, который, как она знала, жил и у нее внутри. Но она не остановилась и даже не обернулась. Ренвику нужно было вспомнить, каково это – чувствовать. И ей тоже.
Проходили недели, а Ренвик и Руа угрюмо молчали. Наконец, настал день, когда они
