— А второй?
— Ким, послушник. Не обращайте внимания. Он в монастыре всего третий месяц…
Скрюченный старикашка тут же уставился на Кима, как хозяйка — на кусок мяса на рынке. Настоятель тихо сказал, обращаясь к Рею:
— Почтенный Чумон выразил желание выбрать себе ученика, и я решил рекомендовать тебя.
— Так это и есть тот самый скитник Чумон? — прошептал Рей, взглянув на грубого старика новыми глазами. — Я ни разу не видел его, хотя живу здесь уже больше десяти лет…
— Старец не часто жалует нас своими посещениями…
— Что ж, с виду этот мальчик вполне годен к тяжелой работе, — прокаркал старик. — Сильные руки, крепкая спина — чего еще надо? Я его беру.
Настоятель и Рей удивленно взглянули на старца. Потом настоятель догадался, в чем дело.
— Послушник Ким, ты удостоен необычайной чести, — сказал он торжественно. — Преподобный Чумон берет тебя в ученики.
Ким, ничего подобного не ожидавший, в ужасе уставился на старца.
— Но ведь мой наставник — Рей!
— Твой наставник — вот этот почтенный старец, — холодно сказал настоятель, слегка кланяясь скитнику. — С этого мгновения ты будешь жить в его скиту и делать то, что он скажет.
Ким бросил на Рея отчаянный взгляд. Тот нахмурился и отвернулся.
— Брат, что же это творится? — воскликнул Ким, когда храмовые двери закрылись за скитником и настоятелем. — Почему я должен служить этому грязному старикашке?
— Ох, помолчи, — мрачно сказал Рей. — Вечером я поговорю с настоятелем. Нас, кажется, снова перепутали. Будем на это надеяться. Не то чтобы я так уж хотел идти в ученики к преподобному Чумону, но… это просто оскорбительно!
— Это уж точно! Отдать меня какому-то золотарю! Ты заметил, как от него воняло?
— Нет, почему он выбрал тебя? Настоятель же ясно сказал, что рекомендовал меня!
— Может, старикашка подслеповат? — Ким вздохнул и добавил уныло: — Да уж, не такого я ожидал, когда собирался с тобой в монастырь…
— Чего ты ожидал? — угрюмо спросил Рей. — Что тебя встретит лично Бессмертный Воитель?
— Смейся, если хочешь — да, чего-то в этом роде. Я думал, монах — это тот же бессмертный, только пока во плоти. Такой, знаешь, важный, отрешенный от мира…
Рей язвительно усмехнулся.
— …окутанный вуалью нездешних тайн, облеченный божественной властью, знаток тайных писаний, гроза демонов…
— Вот-вот!
— Короче, наш настоятель.
— Или ты.
— Ну, спасибо.
— В общем, ты понял, чего я ожидал. А вместо этого мне подсовывают — ну, ты видел, кого. Что ты ухмыляешься?
— Ты обижен, что преподобный Чумон не похож на идеального монаха из твоих мечтаний?
— Да он вообще не похож на монаха! Знаешь, на кого он похож? На деревенского нищего! Во дворец Вольсон такого оборванца дальше кухни бы не пустили…
— А тебе придется ему прислуживать, — с деланным сочувствием заметил Рей. — Бедный княжич Енгон!
Ким надменно выпрямился.
— Разве я когда-нибудь уклонялся от своих обязанностей? «Дабы обрести способность повелевать, сначала научись выполнять приказы», — как выразился воитель Облачный Ветер. Но угождать какому-то вонючему, наглому старикашке… который даже не потрудился спросить, как меня зовут… Наверняка он нарочно отселился подальше от монастыря, чтобы не позорить его своими лохмотьями…
— Ты, наверно, не знаешь, что на долю снадобий и лекарств, которые готовит старец Чумон, приходится чуть не половина доходов монастыря?
Ким смутился, но ненадолго.
— Допустим… А мне-то что до этого? Я разве учеником в аптеку нанялся?
— Как знать. Вдруг ты не выдержишь и сбежишь отсюда? Так у тебя будет вполне уважаемое ремесло.
— Холопское занятие — смешивать разное сушеное дерьмо!
— Разве ты собираешься вернуться к своему опекуну?
Ким нахмурился и ничего не ответил. Хотя шел уже четвертый месяц, как он поступил в монастырь, он все никак не мог привыкнуть к мысли, что за ту ночь, что он проспал в пещере у горной ведьмы, для всех остальных прошло десять лет. И что Рей уже давно не тот восторженный начитанный юноша, с которым они вместе удрали из дома, а совсем другой человек. Что касается дяди Вольгвана, он наверняка давно забыл своего беглого приемыша. Кто знает, что могло случиться в мире за десять лет!
Рей, заметив, что Ким загрустил, перестал усмехаться и почти ласково сказал:
— Понимаю, братец, тебе и так непросто в монастыре, а тут еще старец… Не сдавайся! Всё это лишь вопрос времени и привычки.
— Просто ты совершенно другой человек, — проворчал Ким. — Даже странно, что нас всё еще принимают за братьев — кажется, двух более несхожих людей не найти. Ты создан для монашеской жизни, это ясно. А я…
— Однако старец Чумон выбрал именно тебя. Ты не понимаешь, какая это честь. Старцу уже больше ста лет, а он прежде всегда отказывался взять ученика, как его ни уговаривали. Честно сказать, я не понимаю причин его выбора. Если только он в самом деле нас сослепу не перепутал…
— Конечно, перепутал! Надеюсь, до старца это тоже скоро дойдет.
— Знаешь, главное, что ты здесь, на Каменной Иголке, а остальное не важно.
— Я просто брал пример с тебя.
Рей добродушно улыбнулся.
— А я думал, что ты был увлечен, так же, как я. В ту пору я искренне считал, что судьба монаха — это предел мечтаний для кого угодно.
— В ту пору? А сейчас, через десять лет, ты так не считаешь? — с любопытством спросил Ким. — Вот еще, давно хотел тебя спросить — ты добился того, чего хотел?
Рей задумался.
— Да, — сказал он, взвешивая каждое слово. — Монастырская жизнь изменила меня и, смею надеяться, к лучшему. Я узнал о таких вещах, о которых раньше и понятия не имел. Прежние цели теперь кажутся мне наивными и нелепыми.
— И бессмертие тоже? — удивился Ким. — Ведь твоя главная цель была — стать бессмертным?
— Это всё детские мечты. От бессмертия я так же далек, как и десять лет назад. А может, даже дальше.
— Тогда зачем всё это надо? — разочарованно протянул Ким.
— Вот пройдет десять лет, и поймешь, — чуть смешавшись, сказал монах. Киму, впрочем, показалось, что Рей просто не нашелся, что ответить.
Изнутри монастырь Каменной Иголки совсем не такой, каким он представляется мирянам. Он — как ученая книга в нарядном футляре или как спелая луковица. А больше всего похож, пожалуй, на женскую шкатулку-обманку, когда в большой шкатулке — вторая, поменьше, а во второй — третья, еще меньше, а в третьей — самая маленькая, в ней-то и лежит единственный драгоценный перстень.
