за чистую монету. Секунду она кусает нижнюю губу, а затем сходит с тропы прямо в пустыню. Мне остается лишь пойти следом, надеясь, что она не заведет меня невесть куда. Оглянувшись, я вижу, что тропа исчезла в тот же миг, как я с нее сошла. В животе екает холодный страх, и я бегом бросаюсь следом за Джессикой.
Мы идем так еще час, и вот наконец, когда паника уже грозит накрыть меня с головой, Джессика вдруг останавливается и жестом призывает меня идти дальше самой.
– Приятно было пообщаться, – говорит она.
Сквозь лоскуток холодного воздуха я ступаю в мир густого теплого тумана. От изумления я едва не останавливаюсь и раскидываю руки, чтобы не упасть. Левой рукой я нащупываю толстую веревку, а правой беспомощно размахиваю, пока не обнаруживаю еще одну такую же. Земля с каждым шагом проседает и качается под ногами, но от усталости и растерянности я только через минуту понимаю, что оказалась на подвесном мосту. Я осторожно сбавляю шаг: за край свалиться очень не хочется. Дальше собственного носа я не вижу ничего. Возможно, это и к лучшему: не придется любоваться на пропасть, которую пересекает мост.
Здесь воздух куда свежее, чем в затхлых мертвых Пустошах, но вот тепло таит в себе опасность. Оно убаюкивает меня, и сохранять остатки бодрости приходится изо всех сил. Меня не раз кренит вперед, и каждый раз, испуганно встрепенувшись, через несколько секунд я снова начинаю клевать носом. Я тру ладонями веревки, надеясь, что ссадины немного взбодрят меня, но это лишь незначительное неудобство, которое мое тело с готовностью заглушает.
Позади слышатся тихие шаги, и вот это бодрит меня куда больше. Я медлю и прислушиваюсь. Шаги все ближе, причем принадлежат они явно не одному человеку. Я всматриваюсь в туман, а затем начинаю быстро шагать вперед. Теперь я слышу лишь биение собственного сердца и тихий стук моих ботинок по деревянным доскам. Если сумею перебраться через мост, смогу и кинуться бежать, вот только бог знает, куда мне идти дальше.
План не больно-то хорош, но другого нет – по крайней мере, до тех пор, пока моя нога не ступает на доску, которой не существует. Она проваливается вниз, и я падаю следом. Вслепую я больно бьюсь голенью о доски, и прогнившее дерево ломается под моим весом. Изо всех сил я вцепляюсь в веревку, лишь раз пытаюсь подтянуться, а затем вытягиваю ноги в отчаянной глупой надежде, что где-то рядом найдется опора.
– На помощь! – кричу я. – Помогите!
Снова шаги, на этот раз быстрее, и вдруг меня за запястья хватают горячие руки. Этот жар мне знаком, но я едва успеваю это осознать – долю секунды спустя меня снова затаскивают на мост. Я хватаюсь за перила, убеждаясь, что держусь крепко, и слепо тянусь к тем, кто наконец меня нагнал. Сола я не вижу, но со второй попытки нащупываю его плечо и цепляюсь за него, пока не перестают дрожать ноги.
– На этот раз ты успел вовремя, – слабо говорю я.
Чуть дальше слышится голос Фараона:
– Джулс сказала, что отправила тебя к западным вратам. Там никто не выживает. Как ты сюда добралась?
– Призрак показал мне черный ход, – отвечаю я и вдруг вскрикиваю: – Ой! Мы же не движемся! Змеи сказали, нельзя останавливаться, не то мы заблудимся! Что я натворила? И что теперь делать?
– Это правило касается только западных Пустошей, – отвечает Сол. – А ты почти у катакомб с северной стороны.
Волна облегчения чуть не сбивает меня с ног.
– Сол, как же я устала.
– Пока спать нельзя, – настаивает Сол. – Мы слишком близко, отступать поздно.
Я знаю, что он прав. Разум и сердце твердят мне, что мы прошли точку невозврата, что нельзя поворачивать назад теперь, когда Нотт и Сиара уже рядом. Мое тело пытается торговаться и умолять – ведь как мы вообще будем сражаться с Ноттом, если засыпаем на ходу? Я оцепенело смотрю вниз, туда, где должны быть мои ноги, и ничего не могу решить. На короткий миг жалкого эгоизма мне хочется просто лечь и умереть прямо здесь, лишь бы отдохнуть наконец.
– Я ей помогу, – говорит Фараон, и его пальцы вдруг обжигают мне виски. Его магия не так жестока, как колдовство Сола, но кажется вдвойне смертоносной, проходя через меня. Мне чудится, что у меня по венам ползают жуки, и на секунду я готова поклясться, что вижу, как они шевелятся у меня под кожей. А затем вдруг все приходит в норму и я чувствую резкий прилив бодрости. Мир вокруг все еще походит на сумрачный хаос, но для меня словно настало утро, и я чувствую себя отдохнувшей.
– Как? – спрашиваю я, когда Фараон опускает руки. – И почему?
– Мы вчера шесть часов про тебя спорили, – говорит он. – Я тебе до сих пор не доверяю, но верю Солу, а он говорит, что ты нам нужна, чтобы выжить в этой битве.
Мост слегка покачивается: Сол проходит мимо, обдав меня волной жара, и проверяет дорогу впереди. Наконец он подает голос, отойдя куда-то подальше, вот только его слова обнадеживают куда меньше, чем ему кажется:
– Зазор невелик, перепрыгнуть можно.
– Дамы вперед, – говорит Фараон, когда я начинаю пятиться.
Я встаю поровнее, держась за веревки, и прыгаю в никуда. По ощущениям прыжок выходит в сотню раз дольше и выше, чем на самом деле, а приземлившись, я неуклюже врезаюсь в Сола. Он кряхтит и отшатывается назад. Я не трачу время на извинения и оббегаю его, чтобы уступить место для Фараона. Сол кричит ему, что пора, и мост сильно качается: Фараон прыгает к нам.
Мы добираемся до противоположной стороны, и туман постепенно рассеивается, но в сумраке все равно почти ничего не разглядеть. Я схожу с моста, проникшись новой любовью к твердой земле, и оглядываюсь на остальных. Сол застыл неподвижно на самом краю моста и смотрит куда-то мимо меня. Я оборачиваюсь и вижу дверь, которая стоит сама по себе.
– Сол, – говорит Фараон, и я снова смотрю на них обоих. Похоже, Сол даже его не слышит. Фараон ждет еще секунду, а затем берет его за локоть. – Сол, вернись ко мне.
– Он их уничтожил, – говорит Сол. – Чувствуешь?
– Да, – мрачно соглашается Фараон. – Видимо, он и правда ее заменил.
– Он использует Сиару, – произношу я очень тихо. Оба молчат, и это говорит о многом.
Мне до смерти хочется выцарапать Солу глаза.
– Ну и как давно ты это понял?
– Кошмар не способен выжить без Сна, и продержаться в Пустошах шестнадцать лет – тоже, – отвечает Сол. – Я подозревал, что Нотт нашел себе другого Сна, поскольку нам уже известно, что тебя он использовал как временное средство для сохранения рассудка. Я не знал,
