плоти, – соглашается другая. – Как неприятно, что нам довелоссссь ее зассстать.
Я осмеливаюсь взглянуть вниз с выступа и обнаруживаю, что земля совсем близко. Но выйти из туннеля не успеваю: одна из змей своей огромной головой преграждает мне путь.
– Осссссторожней, дитя. Ты не знаешь, куда сссступаешь.
Я смотрю вдаль, но вижу лишь серую пустыню.
– Где я? И где Сол?
– Ты у западных врат. Ссссульфур оказалсссся у ссссеверных. Это их излюбленный вход.
Змеи вроде как улыбаться не могут, но при виде этих тварей я начинаю в этом сомневаться. Уж не знаю, смеются ли они над тем, как не повезло Солу или мне, но сейчас стоит больше поволноваться за себя. Я скрещиваю руки на груди и оглядываю каждую из змей поочередно.
– Зачем вы нас разделили?
– Зачем? – хором вторят мне змеи, и одна продолжает: – Мы ничего не ссссделали. Ты ссссама в этом виновата.
– Я здесь вообще ни при чем. Я даже не знаю точно, что это за Пустоши такие.
– Быть может, ты ссссделала это не намеренно, но сссссути дела это не меняет.
– Сссссамоубийство или глупоссссть? Любой Кошмар готов исссстечь кровью досссуха, лишь бы не угодить к этим вратам.
– Они лишшшились троих пар здессь, а ты надеешься уцелеть в одиночку?
Я тяжело сглатываю ком ужаса, застрявший в горле.
– А вы не можете просто отправить меня к Солу и Фараону?
Одна из змей цокает языком.
– Поздно. Ты уже прибыла ссссюда.
– Поворачивать нельзя, – поддакивает вторая. – Ты можешшшь только идти вперед.
– Должна идти вперед, – уточняет третья. – Будь оссссторожна, Ссссон Ссссмерти. Есть правила. Ссссделав первый шаг, ты всссступаешь в игру и не можешшшь осссстановиться, пока не победишшь или не умрешшшь.
– Ты не должна осссстанавливаться.
– Если осссстановишься, будешь потеряна и никогда не найдешшь путь назад.
С каждой секундой эта затея нравится мне все меньше, но иных вариантов я не вижу.
– Чем-чем вы меня назвали?
– Лишь тем, кто ты есссть. Разве ты недовольна?
– Не очень, – отвечаю я.
– Мы тоже, – признаётся одна из змей. Она щелкает меня по лбу языком. – У Кошшшшмаров и без того сссслишком много власссти. Вероятно, рано или поздно они вссе равно явилиссь бы покуссситься на то, что принадлежит нам. Наверняка ты будешшшшь менее зловредным хозяином, чем тот, кто был прежде.
– Адам, – догадываюсь я. – Нотт здесь?
– Здесссь? Нет. Глубина в катакомбах, где ему не месссто. Мы бы хотели избавиться от него, если ты не против.
Очередная жуткая усмешка.
– Ты же не против, верно?
– Я здесь как раз за этим, – говорю я. – Я хочу убить его.
– Сссмелые ссслова для Сссна, у которого еще даже нет собссственного Кошмара.
– Это же Пустоши, верно? – спрашиваю я. – Сол говорил, что силы Кошмаров здесь приглушены.
– В Пустошшшах – да. Катакомбы, однако, чуть менее дружелюбны к твоим сссородичам.
– Без защщитника Сссон определенно там погибнет.
– Ну, спасибо за поддержку, – ворчу я и снова смотрю на Пустоши. Паника уже грозится взять верх, и я спрашиваю о том единственном, что еще может заставить меня отправиться навстречу верной смерти: – А девушки с Ноттом случайно нет?
– Ах, эта девушка. Она красссавица, правда?
Мое сердце замирает.
– Так она жива.
– Она живет, – подтверждает змея. – Живет и плачет. Как плакал бы всякий Сссон, взращщщенный в катакомбах.
Я словно вновь оказалась в Мэдтауне: все до единого нервные окончания охватывает боль. В ушах стоит оглушительный звон. Я медленно прихожу в себя, но лишь целую вечность спустя решаюсь взглянуть на ту змею, что это сказала. Я вцепляюсь себе в рубашку, пытаясь нащупать шрамы сквозь грязный хлопок. На короткий миг, клянусь, я чувствую дыру, которую когти Хранителей оставили во мне.
– Ты лжешь.
– Посссмотри ссссама, но тебе не понравитссся то, что ты увидишшшь.
Я спускаюсь вниз по камням так быстро, как только могу, стараясь не свернуть шею, и иду в пустыню.
Еще много миль я слышу змеиный смех.
Глава 13
Пустоши представляют собой бесцветную блеклую серость. Ни единого четкого края – даже в горах, которые виднеются вдали на горизонте. Все самую чуточку размыто, будто кто-то чихнул, когда пытался сфотографировать этот пейзаж. Но даже больше тревожит то, что здесь нет совершенно никаких звуков. Ветер не шумит, мои шаги не слышны на земле, вдалеке не поют птицы и не шуршат земные создания. Тишина давит на уши, и стоит мне кашлянуть, чтобы нарушить ее, как мой кашель оглушает меня саму.
Я мчусь вперед, пока не начинает колоть в боку, затем перехожу на бег трусцой, но, кажется, даже не двигаюсь с места. Костлявые деревья вдали как будто бы не приблизились ни на шаг, горизонт выглядит все так же. Змей и западных ворот у меня за спиной уже нет, и только это служит доказательством тому, что я прошла хоть сколько-нибудь. Не в силах сдержаться, я часто оглядываюсь, чтобы убедиться в этом, но каждый раз вижу, что на песке не остается моих следов, и быстро отвожу взгляд: слишком уж жутко мне становится. Остается только смотреть вперед и пытаться идти дальше.
Повсюду царит недвижное безмолвие, и мне страшно говорить вслух, но в тишине мысли звучат только громче:
– Она не Сон.
Быть того не может. Однако, хоть я и не позволяю себе допустить подобную мысль, но все же понимаю, что это могло бы стать логичнейшим ответом на самые важные вопросы: зачем Нотт рисковал угодить в плен, только чтобы забрать у меня Сиару, и каким образом он ухитрился столько времени прожить без Меридиан и без меня. Сол не раз повторял, что Кошмар не может взять себе в пару второго Сна, но Нотт пытался убить Фараона, а значит, желает научиться заменять Снов. Он оставил меня Солу и взял Сиару себе.
Я вспоминаю Никога, Ясмин, агонию, которая питает силы Сола, и от мысли о том, что с этим миром ребенка познакомил Нотт, из моего горла рвется истошный крик.
– Я его прикончу. – От этого резкого, хриплого обещания лучше мне не становится ни на йоту. Горизонт все так же неизменен, и, глядя на него, я визжу: – Я его прикончу!
Минуты растягиваются в часы, сливаясь в бессмысленный гул. Я иду и иду вперед, и в конце концов перестаю чувствовать собственные ступни, а голени и бедра начинают ныть при каждом шаге, и мне приходится их разминать. В иное время я уже сдалась бы, но ярость подталкивает меня вперед, а ненависть помогает переставлять ноги и не сходить с пути. Мне плевать, как сильно я устала и сколько еще мне придется идти до катакомб. Нотт втянул в эту магию нашу новорожденную дочь, и за это я убью его во что бы то ни стало.
Девять, десять часов я иду по Пустошам. Наконец боль в ногах чуть стихает, превратившись в глубокую усталость, и я изо всех сил стараюсь рассеять туман, который уже
