class="p1">– Поеду-ка я к себе, если ты не против, конечно. Хочу посмотреть на свой дом, – продолжил Вильгельм, вставая из-за стола. – Карету тебе оставлю, возьму только коня. Ты не против? Встретимся через пару дней, я пока попробую разобраться в этом времени и найти следы Екатерины. А ты отдохни, побегай за лисами, порезвись с дамами. Не скучай.
Ванрав молчал, наклонившись над столом так, что носом почти касался тарелки. Он не должен был отпускать Вильгельма, обещал, что будет приглядывать за Почитателем и продержит у себя хотя бы пару дней, но остановить его тоже не мог – подчиненный не мог ограничивать передвижение Почитателя, как говорил Кодекс. Ванрав смотрел Вильгельму вслед, и слова царапали его горло, но произнести их не нашел сил.
Вильгельм дошел до конюшни, на ходу накинул на рубашку пальто. У слуги он попросил коня. Гнедой жеребец радостно заржал, когда увидел Почитатель, протягивавшего ему кусочек сахара.
– Как зовут этого красавца? – спросил Вильгельм у конюха.
– Герцос-с.
– Угощайся, Герцог, нам предстоит долгий путь. – Улыбнулся Вильгельм и погладил коня по шелковистой шее. Тот фыркнул, ткнулся мордой Почитателю в грудь. – Ну, сейчас поедем. Мне нужно кое-что взять из кареты.
Они ехали много часов, почти не останавливаясь. Мимо мелькали деревушки и поля, и Почитатель радовался живой природе. Когда они доехали до нужного холма, Вильгельм слез с коня и повел его рядом.
Почитатель остановился, ему показалось, будто что-то человеческое, прежне незнакомое, запретило идти дальше. Он не волновался перед отъездом, решение далось ему с легкостью, но стоило увидеть забор, окруженный деревьями, как Вильгельм задрожал. На мягких, словно рассыпающихся от перемещения, ногах он добрел до ворот, постучал, позабыв, что так, наверное, раньше не делали. Дверь отворили с радостными восклицаниями.
– Боже! Вы наконец-то вернулись. Мы так рады Вас видеть! Давненько Вы у нас не бывали! – воскликнул управляющий домом Дмитрий так, что Почитатель даже не сомневался в искренности.
– Это точно, – прошептал Вильгельм, вошел во двор и огляделся. Все так, как он и помнил. – Будто сотню лет или больше. – Он улыбнулся и выпустил поводья Герцога.
– Все же меньше, – поправил его Дмитрий. Он был высок и широкоплеч, а лицо его напоминало Вильгельму все картинки богатырей из детских книг.
Вильгельм не нашел слов, которые можно было бы превратить в ответ, закинул на плечо мешок с книгами и вещами и пошел к дому на ватных ногах, с каждым шагом чувствуя, как будто утопает в траве.
«Дом. Дом, настоящий дом. Мой дом!» – Проносилось в его голове. Воспоминания, одно за другим, наслаивались, возвращая его в те прекрасные годы, которые он провел в этом имении.
– Граф, мы розы рассадили, если изволите, – произнес Дмитрий, осторожно подойдя к Почитателю, застывшему перед домом. Взгляд Вильгельма бегал от окошка к окошку.
– Розы? Какие розы? – удивился Вильгельм и сам даже немного испугался своего голоса. Он был тихим, похожим на шелест ветра.
– Розы, которые Вы вывели, – пояснил Дмитрий, почесывая мозолистые руки. – Маргаритка, наша цветочница, по Вашему указанию.
– Маргаритка? Ее так зовут?
– Нет, что Вы. – Дмитрий улыбнулся. – Ее зовут Елизаветой, в честь императрицы нашей назвали.
– Неужели я ее так прозвал?
Дмитрий улыбнулся и еле заметно, словно не сразу просчитав, будет ли это неуважением, кивнул.
Розы Вильгельм видел в воспоминаниях смутно. Знал только, что флористикой занялся из-за тоски по Норрису, а сорт вывел какой-то странный, для кого-то, но для кого именно – не помнил.
– Хорошо, я посмотрю. А сейчас, будь добр, проведи меня в мои комнаты, Дмитрий. Я так устал, что усну посередине двора, – сказал Эльгендорф. Сердце глухо билось о ребра, он глазел по сторонам и не знал, что чувствовать: радость, облегчение или тревогу.
– А почему же приехали? Мы даже письма не получали, – сказал Дмитрий и попытался забрать у Вильгельма мешок, чтобы донести за него. Почитатель вежливо улыбнулся и покачал головой.
– Там знаешь… бьющееся. Я лучше сам. И расскажу все завтра, хорошо? Я ужасно измотан этой поездкой.
– Как скажете, – сказал Дмитрий и, опережая Вильгельма на два шага, пружинистым шагом пошел к дому.
Дмитрий открыл дверь, и в нос Вильгельма ударил знакомый запах пергамента, чернил, ромашек, сушеных яблок и пирожков с капустой. Везде висели картины, написанные Вильгельмом или подаренные его знакомыми в разные века, столики с деревянными фигурками, свечи в красивых резных подсвечниках и потрепанные гербарии, которые всегда были разбросаны по всему дому. Из кухни доносились звуки готовки, ощущались запахи квашеной капусты, брусники и лаврового листа, что-то шкварчало и булькало.
Вильгельм начинал вспоминать. Та же гостиная с камином, большим диваном и глобусом. На кресле дремал рыжий кот Порфирий, большой, жирный и лохматый. Вильгельм подошел к животному, присел на корточки и погладил. Кот смешно выгнулся, развалился пузом к верху и заурчал.
– Соскучился, дармоед? Разожрался на харчах домашних? – спросил его Вильгельм, а Порфирий, протяжно мяукнув, зевнул и потянулся. Эльгендорф принял это за согласие.
На столике у окна лежали нераспечатанные письма, несколько перьев и чернильница без чернил. Рядом стояла ваза с розами. Пройдя еще несколько комнат, они поднялись на второй этаж, где располагались спальни. На третьем этаже, на чердаке, была запертая комната, в которую разрешалось ходить только Вильгельму.
– Дадите какое-то распоряжение? – спросил Дмитрий, когда привел Вильгельма в его комнату.
Почитатель, все еще находясь в легком трансе, буркнул:
– Гаврилова. Екатерина Гаврилова. Пусть о ней разузнают все, что только могут, и принесут мне сведения.
Когда слуга, поклонившись, ушел, Вильгельм выдохнул, а голос его задрожал.
В комнате пахло краской, дверь на балкон открыта, но запах чернил, бумаги и масла не выветривался. В вазе стояли свежие розы, на балконе, рядом с лавочкой, – мольберт, заляпанный краской. На полу валялись палитры. Видимо, он долго творил, перед тем, как уехать в последний раз. С балкона открывался вид на лес и беседку. В книжных шкафах стояли книги Норриса. Вильгельм их хранил под стеклом и доставал только в те вечера, когда чувствовал себя особенно одиноким. Норрис писал на полях, а Вильгельм читал его пометки и вспоминал, как Норрис комментировал прочитанное. Так друзья почти общались. Вильгельм открыл дверцу, провел пальцами по корешкам. Дольше всего гладил неподписанную, как и все книги друга. «Устройство межпространственных космолетов и средств связи» – Норрис знал ее почти наизусть.
Когда смотреть на книги стало невыносимо, Эльгендорф вышел на балкон, облокотился на балконные перила и посмотрел вниз, на сад, в котором благоухали цветы и вишни, которые здесь даже не опадали, а так и цвели, вызывая у всех гостей удивление. Никто и
