берега было мелко, и он лишь промок до нитки, но не намочил стянутых высоко волос.
– Прости, – покаялся Кента и снова протянул ему руку. Хизаши посмотрел на нее, как на мерзкую мокрицу, но принял помощь и, поднявшись, сразу же выбрался на сушу, а Кента, решив, видимо, дать ему остыть, поплыл на середину реки.
Хизаши пришлось снять верхнюю одежду, разложил на траве под солнцем и сел ждать, когда Кента выберется на берег. Тот не решался очень долго, и гнев в груди Хизаши успел улечься, только сердце отчего-то еще колотилось, не желая успокаиваться.
Наконец Куматани устал плавать и вышел погреться. С него ручьями стекала вода, мокрые волосы облепили шею, лоб и щеки, и он неловко и довольно безуспешно убирал их, но они снова упрямо возвращались обратно. Хизаши отвел взгляд, едва Кента посмотрел на него, но краем глаза видел, что тот отряхнулся, распустил волосы и сел в стороне, подставляя спину солнечному жару.
Через какое-то время Кента все-таки заговорил:
– Хизаши-кун, прости. Я не думал, что моя глупая шутка разозлит тебя. Мне стыдно за свое поведение. Но тот цветок… Я правда хотел подарить его тебе.
– Да к чему мне твой цветок? – фыркнул Хизаши, изображая схлынувшую уже обиду.
– Мне просто показалось, что он похож на тебя.
– Тогда принеси мне другой.
Кента пружинисто поднялся.
– Я мигом…
– Да стой ты, дурак, – остановил его Хизаши и похлопал ладонью по траве рядом с собой. – Сядь в тень, голову напечет, а голова нам еще ночью понадобится. Даже твоя.
Кента подчинился и, вытянув одну ногу, подогнул вторую и обнял рукой.
– Да, ночью нам придется совершить невозможное, – сказал он, и его лицо посмурнело. – В Дзисин от нас ждут хороших результатов.
– К они Дзисин, – отмахнулся Хизаши. – Сдается мне, это не какой-то там хёсубэ [66], удобно устроившийся на горячем источнике. Источник это способ, причина же в чем-то другом. Не уверен, что мы найдем ее в пещере, но, может быть, мы заставим ее найти нас.
Именно на это Хизаши уповал – ритуал очищения места вряд ли поможет, но подпортит настроение тому, что взялось за крестьян и гостей деревни. А там уже дело за ними, оммёдзи.
Он запрокинул голову к безоблачному небу, с которого слепящим бельмом смотрело раскаленное солнце. Времени оставалось очень много и вместе с тем – слишком, слишком мало.
* * *
Уже поздно вечером Хизаши понял, зачем Кента потащился на речку и зачем устроил ту подлую шутку с затягиванием его в воду. Хизаши в том нелепом гневном порыве скинул напряжение, и теперь циркуляцию ки ничего не стопорило, она текла ровно и мощно, наполняя тело, лишенное не то что вредной для оммёдо, но и вообще какой-либо еды, силой и уверенностью.
– Только попробуй заснуть, – напоследок пригрозил Хизаши, ткнув в спокойного Учиду сложенным веером. – И я за себя не ручаюсь.
– Это меня как раз и беспокоит, – отозвался он. – В подобных делах люди, которые не могут за себя отвечать, только мешают.
– Что ты сказал? – обманчиво тихо переспросил Хизаши и повернулся к Кенте. – Ты слышал, что он сказал?
– Слышал.
Он был сосредоточен и собран и не позволил втянуть себя в бесполезную склоку, и Хизаши мигом потерял всякий интерес к ее продолжению. Еще недавно подсвеченные изнутри тонкие стенки господского дома потемнели до утра. По крайней мере, должны были, но молодые ученики оммёдзи как раз надеялись, что ночью в усадьбе станет оживленнее.
Именно поэтому Учида, оставшийся караулить, полдня медитировал, и они ждали полуночи, чтобы начать действовать.
За воротами все было залито лунным светом, и длинные тени тянулись от двоих людей, нарушивших сонный покой летней ночи. Они двигались быстро, стремясь поскорее уйти с дороги, где их могли увидеть из окон ближайших домов, сейчас потускневших и пустых. Ветер едва касался лица прохладными пальцами, еще не даря, но хотя бы обещая столь желанный отдых от жары. Ни слова не прозвучало, пока деревня не осталась позади, за поворотом дороги, и над головами давящей ладонью повисла тень Акиямы.
– У меня дурное предчувствие, – сказал Кента.
– Ты делал предсказание?
– Пробовал, но трижды получал разный и совершенно бессмысленный результат. Гадание ничем не помогло.
– Может, ты просто теряешь навыки, – по-своему утешил Хизаши.
Они почти добрались до старых тории у начала тропы, и Куматани сбавил шаг.
– Я думаю, меня путала гора.
– Что? – не сразу понял Хизаши, тоже притормаживая.
– Все в Янаги так или иначе связано с этой горой. Что если на ней нет божества, потому что она сама… божество?
– Я не чувствую святости, – сказал Хизаши. – Как раз наоборот. Вся эта история дурно попахивает гнилью.
– Божества могут быть не только добрыми.
От него эти слова прозвучали весьма неожиданно, для человека, привыкшего с младенчества с почтительностью думать и говорить о богах и ками, Куматани озвучил невероятное святотатственную мысль. Но правильную.
– То есть бог-гора наказывает жителей деревни и всех, кто к ней приблизится? – уточнил Хизаши.
– Я не понимаю, в чем они могли провиниться, да и если бы они поклонялись своему божеству, был бы храм, святилище, люди бы не умалчивали его имя и кругом были бы заметны знаки поклонения.
– Но в деревне нет ничего.
– Ничего, – согласился Кента. – Возможно, я надумываю лишнего.
– Нет. Мне нравится ход твоих мыслей, – похвалил Хизаши. – Но есть же еще один вариант.
– Да? Какой?
– Это может быть лже-божество, кто-то, кто им мастерски прикидывается, оставаясь в тени.
– Прикинуться богом? – не поверил Кента. Они не спеша добрались до тории и свернули под ними на узкую тропку. – Какой смысл, если не становишься им на самом деле?
Хизаши пожал плечами и не ответил. У него с этим были связаны неприятные воспоминания.
Ближе к пещере стало не до разговоров. Свечи в узком коридоре горели, зажигаемые, видимо, каждый день заново, алтарь-пустышка таращился каменными глазами-вмятинами. Хизаши отворил дверь в онсэн, и знакомая волна влажного жара ударила в лицо, и юноши нырнули в клубы пара, запертого в пещере с низким сводом.
– Я поищу удачное место для ритуала, – предупредил Кента и отошел провести необходимые расчеты. Очень важно было уметь находить удачные места для всего и применять эти навыки на практике, собственно, этим в прежние времена занимались все оммёдзи, а сейчас в основном лишь те, кто служил в департаменте оммёдо в столице. В замкнутой системе пещеры циркулировала своя собственная, природная ки, и важно было вступить с ней в гармонию, а не пытаться перейти вброд бурную реку.
Хизаши оставил скучную часть подготовки Куматани, а сам приблизился к бассейну. В прошлый раз, когда он посмотрел на него колдовским глазом, увидел грязь, смердящую скверной, но в реальности это была прозрачная горячая вода, подернутая дымкой пара. Хизаши нравилось ощущать, как он оседает на лице, обещая прогреть тело до самых косточек, заманивал, соблазнял долгожданным отдыхом
