— Дед, может, и не в курсе, что охраняет. Объект три-один-пять-что-то там. Они даже имя его из всех документов вычеркнули, — Джа гасит смартфон, берет с панели бутылку воды, скручивает крышку. — Но в живых оставили. Странно, да. Может, они его убивать не хотят из-за интеллекта? Все равно, что Эйнштейна замочить.
Джен пожимает плечами. За бортом подморозило. Дорога скользкая, на горизонте лежит зеркалом, не различить ни рытвин, ни камней под шинами. Будто взлетная полоса в серую муть неба.
— Помнишь, когда ты с байка слетел, мы тебя пару часов в скорой ждали.
— Ну.
— У меня Рита тогда спросила, почему чтобы остановить человека, его обязательно убивать?
— И что ты ответил?
— Что иногда нет другого выхода. Или времени на его поиск, — отвечает Джен неуверенно. — Я мужику, который на нее напал, сюрикеном горло перебил. Девчонке до сих пор снятся кошмары, а после того, как узнала, что сам мужик ни при чем, стало еще хуже. Из-за нее человека убили, понимаешь?
— Не из-за нее вообще-то, — подсказывает Джа, шкрябает пальцами по заросшим щекам. — Люди бывают феноменально настойчивы в достижении гадких целей. И откуда только упорство берется?
Прислонившись плечом к холодному стеклу пассажирской двери, пророк внимательно глядит на Джена. Будто череп просверлить пытается и вынуть наружу самые мрачные мысли, которые своими хороводами сводят инквизитора с ума.
— А знаешь, что предшествовало появлению инквизиции? — спрашивает он и продолжает, не дождавшись ответа. — Погромы, самосуд над еретиками со стороны «истинно верующих». И наоборот, конечно. А ересь плодилась с дикой скоростью, мало того, что крестоносцы понавезли двоебожие, так еще и внутри христианства каждый священник трактовал писание по-своему. Инквизиторы должны были навести порядок в пастве. Привести к общему учению пока соседи друг друга не перебили.
— Да, во имя порядка и справедливости столько всего хорошего понаделано.
— Джен, твое ритуальное самосожжение не оправдано.
— Я мог все сделать по-другому.
— Не мог! — раздраженно орет Джа. — Не мог ты поступить иначе! Считаешь себя виноватым? Отлично! Для меня костерок сложи рядом. Это ведь я нарек тебя инквизитором и пустил по следу. Я настоял, чтобы ты не шел безоружным. Вспомни. Ты ведь первого с голыми руками останавливать помчался и отхватил порез на полспины. Кстати, — Джа подобрался, — если они действуют по инерции, как он мог на тебя напасть?
Джен молчит.
— Ты подставился, да? Жертву собой закрыл? Камикадзе хренов.
— Варианта другого не увидел, — огрызается Джен.
— Не делай так больше, — произносит Джа, откинувшись на спинку кресла. — Никто, включая меня, твоей смерти не стоит.
«Это уже не тебе решать», — хочет ответить Джен, но загодя знает, какая реакция последует, поэтому сглатывает слова и концентрируется на дороге. Ему до смерти надоело упражняться в софистике.
В этот раз Джа отключается посреди перекрестка. Город маленький, они только въехали в частный сектор и тут же проскочили к центральной улице, застряли на главной развилке. Светофор отсчитывает красными цифрами шестьдесят минут. Пророк притих. И пока Джа не прохрипел сдавленно «под мост», Джен был уверен, что он задремал.
Мост через мелкую речку они пролетели только что и представить его местом нападения сложно — вылизанная набережная с расческой фонарей, аккуратные шапки кустарников между скамейками и подсвеченный разноцветными софитами фонтан, рядом с которым устроена детская площадка.
«Мост большой, — настаивает пророк, — внизу, под мост. Он душит. Без оружия».
Джен масштабирует карту на навигаторе, следит за течением реки и замечает вторую, которая жирной змеей огибает бок города, впитывая в себя мелкие речки. Мост неподалеку, извинившись аварийкой, Джен перестраивается прямо на перекрестке, и под фанфары недовольных авто, уходит вправо.
Под этим мостом, явно, и раньше находили трупы. Плотная завеса деревьев скрывает крутой склон от просмотра сверху. На противоположном берегу — убогая трасса в пригород, на «городской» стороне — бедный район нелегалов. Судя по отметкам, по весне вода поднимается до середины древесных стволов, и добавляет утопленников к жертвам местных маньяков.
Джен удивлялся, как им до сих пор удавалось избегать таких гиблых мест, но всегда надеялся, что ехать к ним не придется, потому что успеть — нереально.
Спускаться к воде уже — риск. Глина в таких местах специфическая, одежду придется сжигать вместе с обувью — без вариантов. Джен скользит вниз, цепляясь за ветки. Хорошо, что прихватил кожаные перчатки, латекс давно прорвался бы. Сквозь балаклаву пробивается резкий запах тины и звук глухих ударов. Кустарник хрустит под подошвами, когда Джен пробирается сквозь него, стараясь не соскользнуть в воду.
Опоздал. Девчонка сидит на ветвях старого раскидистого дерева, прислонившись спиной к кривому стволу, запрокинутая голова уставилась в небо. Рядом — мальчишка лет пятнадцати. Он глядит на подругу сквозь слезы и не может сдвинуться с места, только колотит кулаком по стволу. Заметив Джена, он хватается за толстую ветку, встает в полный рост, просит: помогите мне ее снять.
Прости, парень.
Он кричит Джену в спину, что не виноват, что не понимает, как это случилось, что они здесь встречались каждый вечер и он любил ее.
Когда Джен возвращается к машине, Джа уже пришел в себя. Впервые пророк привел на место, не возвращаясь в сознание. Значит, есть шанс остановить, схватить за руку. Уберечь обоих: одного от смерти, второго от вины. И в ожидании Джа мечется, выглядывает инквизитора, прислушивается к долетающим с берега звукам.
— Успели? — спрашивает пророк.
— Нет, — Джен на ходу стягивает куртку. Следов глины не видно, куртку еще можно спасти, в отличие от штанов и кроссовок.
Дотянувшись до заднего сиденья, Джа достает мусорный пакет, складывает сброшенную Дженом второпях одежду, пока инквизитор натягивает чистое.
— Кстати, — сев за руль, Джен прячет в карман на кресле походный шокер, — если мы успеем, а он в настоящем орудует, мы спалимся, что ты жив.
— И что? — отзывается пророк. — Это не повод…
— Нет, конечно.
Машина рычит, двигаясь с места, выбрасывает из-под колес мелкий гравий, разбросанный на утрамбованной колее. Джен прислушивается к приглушенному стуку, непривычному для мотора, пока не догадывается — откинувшись в кресле и закрыв глаза Джа долбит кулаком по обшивке двери, вымещая злость. Джен и сам пометелил бы грушу, выгнал адреналин из мышц, но маленький город уже расступился, мигает им вслед первыми вечерними огнями, а впереди — ночь. И им очень повезет, если она будет спокойной.
Обычно, оказавшись правым в споре, Джа фонтанирует, напевает песенки и острит. Сейчас, выслушав Савву, он соглашается, уточняет детали и спокойно кладет трубку.
— Валдай — пустышка для отвода глаз, — сообщает, перетыкая зарядку из смартфона Джена в свой. — Идем сразу на Кингисепп. «Эквитас» перехватили документы, что «Константа» подтянула стройтехнику в ленинградскую область, сейчас посмотрю по карте координаты. Они почти месяц на разведку туда катались, а сейчас, видимо, решили окопаться. Да работай ты! — ругается он на смартфон, постоянно теряющий сеть в лесополосе. — Ну? Грузись, родной, грузись. Да, Джен, это четко Логово.
Джа подносит экран ближе к Джену. На карте рельефа отчетливо просматривается пятно военной базы, мощеные дорожки огибают петлей заросший вход в командный пункт, за ними — по углам — четыре бетонные шляпы брошенных шахт.
— А пункт в самом центре находится? — уточняет Джен, возвращая внимание на дорогу.
Джа переключает приложение, опять проматывает шлейф фотографий, находит планировку пусковой установки.
— Почти, — вглядываясь, он поворачивает смартфон на девяносто градусов, затем еще раз, фото упрямо разворачивается вслед за экраном, и Джа, плюнув, наклоняет голову, рассматривает схему под углом. — Думаешь, это и есть наша буква «М»? — спрашивает, прочертив пальцем траекторию через все шахты с командным пунктом почти в центре.
