самые обычные люди, далекие от внешнего мира, озабоченные только своей семьей, работой и тем далеким днем, когда можно беззаботно нянчиться с внуками, повторяя самому себе, что жизнь удалась и не о чем жалеть.
Это был именно такой двор, в котором на солнце сушилось свежевыстиранное белье, а из окон пахло поспевающим обедом. Где-то капризничал ребенок. На ветках тополя чирикали воробьи, а к входу одного из домов слетелась стая голубей, жадно клевавшая густо рассыпанные хлебные крошки. На карнизе крыши сидела ворона, стащившая горбушку.
— Жди здесь, — распорядился менншин. — Я обо всем договорюсь, а ты готовь портрет.
Он скрылся в парадной. Сигиец не стал смотреть ему вслед. Видел все, что нужно, и всех, кого нужно, еще на подходе. Одного сигиец не понимал: кто настолько нерационален, чтобы тратить столько времени ради очевидных действий?
Когда они вышли, сигиец не стал на них смотреть. Он уже видел их сули, их настрой. Их было четверо. Вооруженных, хотя вооружение не имело особого значения.
Сигиец несколько отступил, не давая себя окружить. Четверо остановились полукругом. Один из них явно нервничал. Другой был неестественно спокоен. Оставшиеся двое подрагивали и пульсировали, в азартном предвкушении.
Скользкого типа среди них не было.
— Кто из вас знает, где Гирт ван Блед? — спросил сигиец.
— Все знают, — рассмеялся кто-то из них. — Только тебе-то какая разница? Все равно отсюда не уйдешь.
Сигиец услышал скрежет вынимаемой из ножен сабли или палаша. Сбоку щелкнул курок.
— Не стоит этого делать, — сказал он.
— Стоит, — возразил кто-то другой. — Нам за тебя заплатили.
— А мы, так уж вышло, привыкли отрабатывать.
Деньги — могущественная сила. В этом сигиец убедился. Могущественная настолько, что толкает людей на такие бессмысленные действия, как самоубийство.
* * *
Он появился из парадной, когда смолкли выстрелы, звон, ругань, крики и даже стоны, рассеялся дым, о котором напоминал лишь запах пороха. Сигиец стоял во дворе один, держа меч в опущенной руке. Смазал кровь, едва сочащуюся со лба, рассеченного над левой бровью. Кто-то из наемников еще пытался доползти до спасительной двери, но не смог — почти вся жизнь вышла из него вместе с вываливающейся из распоротого живота требухой. Другие лежали на земле и давно не двигались. На веревке висела белая простыня, забрызганная кровью из рассеченного горла. Переполошенные голуби расселись по крышам и не спешили продолжить трапезу. Хитрая ворона смылась, прихватив горбушку. Торопливо захлопнулось последнее окно.
Он вышел тоже один.
Это был не уступающий сигийцу в росте человек, но сухопарый и костистый, из-за чего казался еще выше. Он был немолод, хотя и стариком не казался. В нем чувствовалась сила. Одет был в рубашку и рейтузы, что делало его похожим на гусарского офицера. На сгибе локтя держал ножны с длинным мечом, которым не пользовались больше двухсот лет. В руке мужчины была бутылка водки, той самой, из «Мутного глаза».
Он спустился со ступеней крыльца, переступил через умершего наемника. Был спокоен, собран и сдержан.
— Salve bound sera giorno, collega, — произнес он. Эдавиец, скорее всего, из Вилкане, с севера Эдавии. Там еще оставались мастера, обучающие фехтованию на длинных мечах.
Сигиец не ответил, внимательно всматриваясь в морщинистое лицо эдавийца с седыми усами.
— Надо же, а ведь я не верил, — сказал седой. — Cosa si può fare, все равно или поздно ошибаются.
Глаза у него были серыми, пустыми, ничего не выражающими.
— Я бы представился, — продолжал вилканец, — но мне говорили, у тебя нет имени, поэтому не вижу смысла открывать свое. Нам не нужны имена, collega.
Сигиец ничего не сказал.
— Мы ведь и вправду коллеги, — безжизненно усмехнулся седой. — Мы оба не мыслим жизни без чужих смертей, мы убиваем, потому что это единственное, чему нас научили, единственное, в чем мы достигли мастерства. И мы оба не получаем от этого никакого удовольствия. Как можно получать удовольствие от рутинной и скучной работы?
Сигиец не ответил. Вилканец и не ждал ответа. Он подошел еще ближе и продолжил:
— Когда ко мне пришел колдун, я подумал, предложат очередную рутину. Банальщину, о которой я забуду уже к вечеру. Но я удивился, когда он назвал сумму — четыре тысячи в кольтелльских кронах. За банальщину такие деньги не платят, сoncordare? — снова усмехнулся он с живостью манекена. — Я спросил, в чем подвох. Он ответил, честно ответил, хоть и не хотел. Боялся, что откажусь. Я, сказать по правде, действительно едва не отказался. Не потому, что поддался страху, нет. Просто не поверил. Но теперь… рад, что не совершил ошибку. Резак уверял, что эти, — он обвел равнодушным взглядом трупы, — были одними из лучших его людей. Не самыми лучшими, но они были хороши, а теперь они мертвы. Значит, колдун не обманул — это будет действительно интересно.
Немного подождав, вилканец заговорил снова:
— Ты ищешь колдуна по имени ван Блед, тебя заманили сюда, пообещав, что здесь тебе скажут, где он? Mi dispiace, collega, тебя обманули. Они этого не знали. Я тоже не знаю. Но ты об этом и сам догадался — колдун предупреждал, что врать тебе бесполезно, хотя ты все равно придешь. Меня пригласили в Анрию анонимно, я понятия не имею, что у тебя за конфликт и с кем, и, если честно, мне это не интересно. К тебе я не имею никаких претензий, но бизнес есть бизнес, ничего личного.
Сигиец кивнул.
— Выпьем? — седой поднял бутылку, взбалтывая ее содержимое. — Не граппа, конечно, из «Barile Mariа», но…
Он без слов понял, что сигиец возражать не станет. Откупорил бутылку, сделал глоток, передал ее. Сигиец тоже выпил.
— Тебе следовало отказаться, — сказал сигиец.
— И сожалеть до конца дней? — холодно рассмеялся седой, показывая крупные зубы, и сделал еще один глоток. — Нет.
— Как знать, collega, как знать, — сказал он, когда сигиец вернул бутылку. — Может, ты меня убьешь, а может, тебя убью я. В конце концов, мы все когда-нибудь умрем, giusto? Давай договоримся, — седой заткнул горлышко бутылки пробкой, — не важно, кто из нас двоих сегодня навсегда закроет глаза, выживший допьет эту бутылку, чтобы облегчить путь черной души убитого в Бездну. А если случится так, что мы сляжем оба… выпьем вместе на Той Стороне, bene?
Сигиец снова кивнул.
Седой отступил к крыльцу, поставил бутылку на ступени, развернулся, поднимая руки, и вынул меч из ножен. Отбросив ножны в сторону, он положил меч лезвием на плечо и тут же бросился в атаку без предупреждения.
Их разделяло два шага, вилканец преодолел их на удивление быстро. Сигиец вышел ему навстречу, нанося удар сбоку. Мечи встретились несколько раз, глухо звеня металлом. Седой увидел для себя возможность, атаковал сверху, слишком быстро для обычного человека. Сигиец ушел, скакнув в сторону, развернулся на носках сапог, разорвал дистанцию. Противники обошли друг друга по кругу, угрожая остриями мечей.
Вилканец напал снова. Хлесткими ударами проверил защиту сигийца, коротко раскрутил меч и рубанул слева-направо. Сигиец уклонился, ответил, однако седой уже отскочил, ушел. Крепко встал на ногах, выставив лезвие меча.
Теперь уже напал сигиец. Отвлек внимание обманным ударом и сразу нанес еще несколько, работая кистями. Мечи скрежетали, скользя друг по другу лезвиями. Вилканец парировал каждый из них, но слишком поздно среагировал на подлый пинок — сигиец пнул его в живот со всей силы. Седой потерял равновесие, зашатался, отступая, упал, но мгновенно перекатился и с колена совершил выпад с уколом. Сигиец уклонился от острия, отбил клинок, снова разорвал дистанцию.
Вилканец поднялся, осторожно шагнул, грозя мечом, коротко, почти без замаха ударил сбоку. Сигиец снова уклонился, блокировал следующий удар и, пока клинки не успели разойтись, рванулся вперед, схватил вилканца за плечо и бросил на землю.
Седой снова перекатился, встретил сигийца уже на ногах, отбил его удар, второй перехватил, взяв меч для жесткости левой рукой за лезвие, и качнулся влево. Противники оказались очень близко, вилканец поднял меч выше, сигиец тоже, чтобы отбиться, но слишком поздно разгадал замысел, попытался отскочить в сторону. Вилканец шагнул еще левее и коротко рубанул по открывшейся
