ак Двастара́м (мет. Управляющий городом/Совет Правителей) — сословно-представительский орган, возглавляемый Правителями, в который также входят представители воинов, торговцев, крестьян и прочих. Является скорее данью древним традициям, занимаются совещаниями, составлением резолюций, просьб к Кругу] в Районе Правителей
26 ку́бат 3360 год Друидского календаря. Асмариан. Дом Круга. День
♪ Мелодия: NINJATRACKS– Origins ♪
Шел пятый день моих попыток воплотить в жизнь статую Митары. Напрасный день напрасных попыток. Я, кажется, заучила уже десяток языколомных молитв Митаре, со всех сторон разглядела все доступные в Доме Круга скульптуры, но нисколько не приблизилась к своей конечной цели. Иногда в мастерскую заходил Тильгенмайер, смотрел на мои потуги, подбадривал или качал головой и тихо удалялся. По Дому с каждым днем ползли все более изощренные сплетни по поводу моих способностей. И я догадывалась, что их источником была вездесущая болтунья Лелей… В первую очередь все винили Чертог и Тония даже собиралась писать им жалобное письмо, но Аксельрод умудрился отговорить ее, предупредив, что за такие отзывы преподаватели могут забрать меня обратно в Пелепленес и тогда «перспективная ученица так и останется абсолютно необразованной глупышкой». Наверное, следовало бы обратиться к нему за рекомендацией и поддержкой, несмотря на неприятное обзывательство, раз он решил встать на мою сторону, но страх постоянно напоминал, что, пообщавшись с ним, я могу нечаянно выдать нас обоих. Поэтому в своей беде я оставалась совершенно одна.
Каждый вечер мы продолжали беседовать с Тильгенмайером в оранжерее. Он приносил свой потрепанный томик молитв и притч, показывал пестрые картинки и читал вертикальные тексты священного двирданика. Я разглядывала невероятно красивые и непонятные буквы, напоминавшие то вьющиеся и переплетающиеся лозы, то ветки старых деревьев. На предложения почитать что-то вслух самой я увиливала, ссылаясь то на больную голову, то на более звучный и четкий голос самого Друида.
Когда Тильгенмайер отлучался по делам, я тихонько подбиралась к занимающейся садиком Тонии Эстелле. По началу она вежливо отказывалась от помощи, но поняв, что меня притягивают ее занятия и нрав, спокойный и безмятежный, женщина сдалась. И тогда, поливая цветы и разрыхляя землю в кадках, я слушала сказки о далеких берегах, золотых каменистых пустынях и невообразимых существах, населявших когда-то наш континент. Однако всякий раз, когда речь заходила о Митаре, служении ей, божественных доктринах, всякий раз, когда я собиралась попросить помощи и совета — Воплощающая Воду цепенела и уходила от ответа. Уловки не помогали — умудренная Друидка была изворотливее. Лишь однажды она предложила поискать силы в себе. Никакие размышления, беседы и молитвы не помогали. Я не могла создать изображение Митары.
Прислонившись спиной к ледяному кубу в пустой белой комнате, я думала… Что я делаю не так? Приступая к созданию статуи, я читала выученную молитву. Пыталась вспомнить духовные практики расслаблений и медитаций Шахримата, которыми одно время увлекалась моя мама. После занятий она чувствовала легкость и безмятежность, а я — что ищу не там. Во всех мельчайших подробностях я вспоминала улыбку и позу Митары, изученные по чужим скульптурам… Это невыносимо — пять дней простоять на ногах в мастерской, пытаясь чуть ли не лбом прошибить лед и ровным счетом ничего не получить! Хотя нет, вру. Кое-чему я, все же, научилась. Отыскивать самые глубинные источники магической силы, шепотом благодаря Аксельрода с его настойками. Потому что, даже валясь с ног от усталости и изнеможения, я не сдамся просто так!
— Нет, кого бы ты ни изображала, ты меня не победишь!
В сердцах пнув каблуком ледяной столб и услышав жалобный скрип обуви, я решила закончить передышку и вновь взяться за дело. Прошептав слова молитвы, я едва коснулась ладонью льда, как услышала вдалеке звук разбиваемой посуды и последовавший за ним глухой вскрик. Это настораживало, ведь в Доме вообще не принято шуметь. А потом рядом с мастерской раздались громкие шаркающие шаги и дверь резко отворилась. В залу ввалился высокий неопрятный мужчина с деревянным мольбертом подмышкой. Не оглядываясь по сторонам, он буквально подлетел к большому окну, и выудил из широкого кармана поношенного плаща краски и нечищеную палитру. Признаться, я видела этого мужчину впервые. Его движения были резкими, хватающими, как у дикого зашуганного зверя. Раскидав тюбики по полу и нанеся некоторые на палитру, он оглядел натянутое полотно и, шумно вздохнув, начал наносить широкие зеленые мазки. Яркое солнце, лившееся из всех окон мастерской, его совершенно не волновало и не отвлекало.
Забыв про свою статую, я теперь с интересом наблюдала за странным гостем. Но, поглощенный своей работой, он будто не замечал, что находится в помещении не один. Краска летела во все стороны, а мужчина беспорядочно перемещался вокруг мольберта, то и дело наступая ногой на тюбики и выдавливая густую разноцветную пасту на белоснежный мрамор. Присмотревшись, я отметила, что одежда художника была старой и потертой, обрызганной сотнями радужных пятен, и висела на нем так, будто никогда и не подходила по размеру. Соломенного цвета волосы всклокочены и давно не видели гребня и мыла. По сгорбленному стану и опущенным плечам его можно было принять за побитого жизнью старика. Но одна примечательная деталь заставляла меня вновь и вновь мыслями возвращаться к моменту его появления в дверях мастерской. Глаза. Невероятно-зеленого цвета глаза, которые выделялись двумя огнями на бледном, исхудалом и заросшем щетиной лице. Которые показались мне такими страшными и до боли знакомыми, что сердцу захотелось сжаться и попрочнее спрятаться за ребрами. Этот затравленный расфокусированный взгляд не давал мне покоя и не позволял сосредоточиться. Поэтому я решила заговорить с незнакомцем. Поначалу эта идея даже показалась хорошей…
— Привет! Меня зовут Минати, я ученица лиджев Тильгенмайера, — художник молчал, я старалась не двигаться с места и говорить как можно дружелюбнее. — А как тебя зовут? Я раньше тебя здесь не видела.
Он вздрогнул и резко оторвал руку от холста. Плечи его напряглись и, не поворачиваясь ко мне, мужчина быстро глухо произнес:
— Чего она хочет? Что ей нужно? — и с усиленным рвением начал он наносить мазки на полотно. Хмм, не хочет разговаривать. Наверное, стоит подбираться к нему с другой стороны.
— Я вижу, что ты неплохо рисуешь! А что ты пытаешься изобразить?
— Она должна уйти. Пусть уйдет. Пусть не мешает, — забубнил мужчина, не отвлекаясь. Ко мне он по-прежнему не поворачивался. И даже, наверное, делал вид, что меня тут вовсе нет. Любопытство подбивало тихонько подкрасться и заглянуть мужчине за плечо. Но страх,
