— Я понимаю — ты воин, — Курдибек был противен самому себе, но ничего не мог поделать. Заискивающая манера будто прилипла к нему в, беседе с этим варваром.
— Черные, как смоль, волосы… — начал Конан, — распущенны по плечам… Черные глаза… Загорелое лицо и тело…
«Проклятый варвар, — Курдибек чуть не лопнул от злости, — он спал с ней! Конечно… он такой… такой… воин, мужчина. Но ведь и я не старик! Она должна меня полюбить!»
— Я собираюсь поехать к ней и предложить объединить наши деньги, дома… Словом, хочу взять ее в жены.
«И зачем я ему это говорю? Зачем я вообще его позвал? Чтобы он подтвердил, что она красива? Я и так это знал…»
— Желаю удачи.
«Еще один выгодный жених добавится в кучу отвергнутых».
— Ты согласишься сопровождать меня, в качестве охранника?
«Что я делаю?! Зачем он мне там нужен?!»
— Не могу. У меня неотложные дела.
«Только недавно вырвался из ее объятий».
— Жаль. Очень жаль.
«Хватит заискивать перед этим варваром!»
Взгляд купца вдруг показался Конану странно остекленевшим. Нетвердой рукой Курдибек взял бокал с вином, пригубил, поставил на стол.
— Но все же, — продолжал купец странно менявшимся голосом, — если я очень хорошо заплачу?
«Что со мной?! Я будто засыпаю!»
— Нет, не могу.
«С чего это он так резко изменился?»
— Я заплачу столько, сколько ты скажешь!
«Мой разум словно окутан ватой… Я говорю не то, что хочу…»
— Не могу, не обижайся.
«Он хочет меня увезти подальше от…»
— Деньги, камни — все, что захочешь!
«Я умираю… моими устами говорит кто-то другой…»
— Мне пора, — Конан поднялся, пристально глядя на купца. Он был уверен, что так просто уйти не удастся.
Купец явно хотел увезти его из страны. Зачем? И почему остекленели его глаза? Изменилась манера говорить? Будто говорил не он, а кто-то другой.… Будто…
Конан вспомнил о многоножках, управляющих телами своих жертв. Колдун в том, другом мире, сказал, что тварей прорвалось слишком много!.. Не сидит ли одна из них внутри его собеседника? Что делать, если это так? Убить его и раздавить выползшую тварь? Но убить уважаемого купца.… А в многоножку никто не поверит!
— Мне пора, — повторил он, ожидая реакции Курдибека-зомби.
Как ни странно, ему позволили уйти. Купец только рассеянно кивнул, оставшись сидеть и не проводив гостя. Конан окончательно убедился, что перед ним уже не человек. Ибо уважающий себя хозяин всегда проводит гостя до дверей, пожелает счастливого пути, здоровья и благополучия.
На улице, у дверей купеческого дома его встретил Эскиламп.
— У нас очень много дел, Конан. Ты в курсе событий?
— Подозреваю, что в купца Курдибека вселилась многоножка.
— Значит, в курсе, — оживился колдун, — и не потребуются долгие объяснения.
Они шагали по опустевшим улицам Шадизара. Черный плащ волшебника развивался, как пиратское знамя. Он шел так быстро, что даже Конан, с его огромными шагами, с трудом за ним поспевал.
— Почему эта вдруг на улицах ни души?
— За время твоего отсутствия тут много чего произошло…
— И ты теперь вместо Чандлера?
— Да. Это был великий волшебник.… Слишком много их навалилось… Он не успел подготовился… Странно — у него же был огромный опыт.
— Что-то слишком многое стало в последнее время странным, — с неудовольствием сказал Конан.
Эскиламп, против обыкновения не смеялся и не улыбался. Был мрачным и хмурым. Конан посмотрел с тревогой. Устал? Навалились заботы.… Или.… Не хотелось бы думать… Колдун поймал взгляд друга и улыбнулся.
— Нет, я пока еще не зомби. Но никто не знает, что будет с нами завтра.
— Куда мы идем?
— За город. Не может же Гаэаланд опуститься посреди Шадизара!
— Опуститься-то как раз сможет, — усмехнулся Конан, — вот, только что будет потом…
Эскиламп промолчал. Что-то напряженно обдумывал. Замолчал и Конан. Не стоит мешать волшебнику обдумывать план предстоящего сраженья. И все же, где-то внутри шевелился маленький червячок подозрения — уж слишком он сегодня не похож на себя.
— Как там, твой ученик? — через некоторое время, не без умысла спросил Конан.
Интересно, помнит ли многоножка то, что знал и помнил человек? Если Эскиламп одержим созданием из-за Круга (что это за Круг такой?), то он может и не знать про чернокожего мальчика Бриана — его ученика.
— Ученик? — рассеянно переспросил колдун. — А… ученик… Бриан.… У него все идет хорошо. Осваивается, понемногу…
Ответ не внес ясности. Наоборот, внес сомнения. Складывалось впечатление, что многоножка покопалась в разуме своего зомби и выдала ответ. Конан мысленно выругался. Если и Эскиламп…
Вышли, наконец, за городскую стену. Колдун уверенно зашагал к ближайшей роще.
— Лошадка там, — он кивнул на раскачивающиеся деревья, — похоже, катается на травке.
Конан отметил, что волшебник не засмеялся. Раньше — непременно залился бы смехом. Слишком серьезно положение? Вторжение существ из другого мира.… Тут, конечно, не до смеха.
«Лошадка» Эскилампа — крылатый ящер с красивой кличкой Гаэаланд катался, подминая молодые деревья. Узрев приближающихся людей, он встал на кривые лапы и вытянул морду, принюхиваясь. Затем вдруг раскрыл клыкастую пасть и зашипел. Конан помнил, что ящер его, мягко говоря, недолюбливал, как, наверное, и всех остальных людей, исключая взрастившего его хозяина. Но на сей раз, он шипел именно на него.
— Не узнал, — натянуто засмеялся Эскиламп, — ничего, сейчас принюхается и узнает.
Ящер действительно непрерывно втягивал воздух и ноздри его, то расширялись до размеров пивного бочонка, то схлопывались, как раковины устрицы. Эскиламп медлил.
— Похоже, это он тебя испугался, — колдун глянул на Конана с неприязнью, — тебе лучше отойти…
Киммериец стоял неподвижно.
— Отойди! Иначе, он может броситься!..
Конан молча обнажил свой огромный, сверкающий вороненой сталью меч. Всегда веселые глаза Эскилампа заметались.
— Ты должен мне верить! Ящер просто не узнал меня!
— Такого не может быть, — острие клинка коснулось горла волшебника. Эскиламп застыл.
Ящер продолжал шипеть и клацать зубами. Роща затихла. Умер ветер, замолкли птицы. Только шипение огромного крылатого существа нарушало теперь эту странную тишину…
— Ну-ка, произнеси хоть одно заклинание и пусть оно подействует, — холодно бросил Конан.
Теперь он был уверен. Реакция ящера не оставляла сомнений.
Гаэаланд зашипел сильнее. Стоящий перед Конаном человек — или его подобие — стал меняться. Поплыли, как размазанные краски, черты лица, удлинились руки, ноги стали массивнее и короче. Огромные, кривые когти прорвали сапоги.
