– заключенная 839. Доказательство того, что тюрьма начала работать недавно.
Одного охранника я узнала – парень, с которым мы с Птичкой дрались в переулке, – Сэм вел нас в камеры. И судя по брошенным на нас с Птичкой взглядам, он нас помнил.
– Заключенная 835! – Сэм указал на Рози, затем на маленькую камеру, мимо которой мы проходили. – Сюда.
Я посмотрела ей в глаза, охранник втолкнул ее внутрь и с лязгом захлопнул дверь. Мое сердце остановилось, когда замок щелкнул, а она смотрела на меня через решетку.
На полпути вниз мы поравнялись с постом охраны, и Сэм вновь остановился.
– Заключенная 839. Твоя камера. – Сэм жестом пригласил меня войти внутрь, кивнув на пост. – Так мы сможем присматривать за тобой.
Не желая пререкаться, я вошла в небольшую клетку с дыркой для туалета в углу.
На губах Сэма появилась ухмылка.
– Добро пожаловать домой, Ковач. – Он захлопнул дверь, щелчок замка пронзил меня до костей. – Другого у тебя не будет.
Он стукнул дубинкой по решетке, приказывая группе следовать за ним. Я наблюдала, как Птичка, Уэсли и Зуз проходят мимо. Мне нечего было им предложить: ни слов утешения, ни улыбки, ни мужества.
Все мои страхи и травмы обрушились на меня, высасывая из легких кислород. Я хотела закричать, проснуться и повернуть события вспять.
Андрис, Киллиан, Эш, Лукас, Кек, Скорпион. Мое сердце болело, когда я гадала, где же они.
Но душа звала его.
Мужчину, которого я нашла в Доме Смерти.
Того, кто мог убить меня.
Но вместо этого мы сожгли Халалхаз дотла и восстали из пепла.
Я подошла к решетке и взглянула на уровень выше. Я не могла видеть, но, клянусь, могла его чувствовать. Он немигающе смотрел на меня, и это давало мне сил. Я ощущала его объятия и голос.
«Мы выживем, Ковач… даже если убьем здесь всех и проплывем по их крови».
Пронзительная сирена оглушила подземелье, отражаясь от тридцати уровней ада, отскакивая от стен, чтобы ударить по нам. Как мячик для пинг-понга, бьющийся о металл. Звук, раздражающий каждый нерв существа, пережившего целую ночь.
Спали очень немногие. Более старые обитатели рявкали на новичков, чтобы они заткнулись, но те лишь сильнее завывали и рыдали. Я слышала все это раньше, вопли агонии то усиливались, то затихали. Сопение как бубен, лязг решеток как бой барабанов, вопли как труба, тихие рыдания – гитара, свои страхи и отрицания новички завывали в меланхоличной песне.
Я смотрела в никуда, в то время как мои мысли метались по кругу. Я испытывала вину, ужас и опустошение. Перед глазами вставала смерть Лин. Андрис. Мои друзья. Я даже не знала, жива ли Кек. Где все они? В любую секунду их могли у меня отобрать. Убить.
Однако в глубине души я была уверена, что узнала бы, если бы с Уориком что-то случилось. Это не предположение, а сильная убежденность. И я боялась того, что случится, если я действительно его потеряю. Я и так шла посередине между жизнью и смертью. И если бы Иштван и правда убил его, то я охотно прыгнула бы во тьму. Забыла бы про совесть. И сострадание.
Я бы мстила.
И снова мне показалось, что я почувствовала Уорика, услышала его голос.
«Я тоже, принцесса. Смерть бы испугалась меня».
По прутьям моей клетки заколотили дубинкой.
– Подъем, рыбки!
От охранника веяло снисходительностью, я напряглась, понимая, что мимо меня он не пройдет, заставит меня заплатить за мой побег.
Я поднялась с холодного пола. Мои кости ныли, раны протестовали, и, вскрикнув, я прижалась спиной к стене. В руке я держала сумку с туалетными принадлежностями, словно собиралась в школу. Мне потребовались все силы, чтобы удержаться на ногах. Тело испытывало наконец все, через что я прошла ночью, все болело, и я желала остаться в лежачем положении.
Но больше у меня такой роскоши не было.
Услышав шаги, я попыталась отгородиться внутри. Найти место в сознании, где можно спрятаться, чтобы не сломаться. Это оказалось намного сложнее, чем я думала. Тяжело осознавать, что будет дальше, подготовить себя, чтобы не сойти с ума и справиться с пытками, выдержать побои, избиение и голод.
Проглотив комок в горле и сдержав слезы, готовые хлынуть ручьем, я подняла подбородок и придала лицу каменное выражение.
– Ну, посмотрим. – Бойд встал в дверном проеме, загородив свет, от его самодовольного уродливого лица у меня задергался глаз. – Вставай и иди сюда, как маленькая хорошенькая девочка. Полагаю, некоторые рыбы привязаны к дому. – Он провел дубинкой возле моего лица, задев ресницы. – Каково это – вернуться? Туда, где тебе самое место? – Он наклонил голову, в его взгляде горела похоть. Он хотел причинить мне боль. Наказать. – Может, научишь новых рыб, как себя вести. Подашь пример. Станешь примером. – Он скривил губы в усмешке, намекнув на свои желания. – Ты считала, что Халалхаз ужасен. Просто подожди…
Я пыталась бороться, чтобы не показать свой страх, но все равно сглотнула – Бойд заметил это, и его покрытые шрамами губы изогнулись в улыбке.
– Боишься?
Я молчала, понимая, что, стоит мне сказать хоть слово, и Бойд изобьет меня. Он жаждал этого, моля меня дать ему повод.
Я хотела его спросить, почему он здесь? Зачем работает на Иштвана?
Прошлой ночью мои мысли завели меня в темные дебри, я почти убедила себя, что Киллиан тщательно продумал свой план, предав меня. Что сам он наблюдал за всем этим. Но эта гипотеза быстро развалилась, внутри я знала, что он так не поступил бы. К тому же здесь было слишком много солдат вооруженных сил людей. Киллиан никогда не позволил бы им находиться в своей тюрьме.
Хотя Иштван позволил фейри быть здесь.
Он так пылко кричал о своей ненависти к фейри, и странно, что он работал с ними – этим Иштван доказал, что может работать на разных фронтах. Когда Киллиан затаился, считая, что это наилучший способ узнать, кто планировал его смерть, Иштван использовал это как возможность прибрать все к рукам. Никто не мог предвидеть, что это произойдет. Что человек нагло заберет землю и имущество фейри. Это требовало подготовки и точных действий, учитывая так много вероятностей, что что-то могло пойти не так. Я всегда знала, что Иштван умен, но не думала, что он может быть таким дьяволом.
Жужжание разнеслось в воздухе, замки на дверях щелкнули, и они открылись.
Бойд ухмыльнулся, постукивая дубинкой по ладони, а затем прижал к ней палец, и
