Мне нужно поспать.
Освежающий холодок снаружи чуть остудил обоих. Буркнув на прощание какую-то гадость, Малунья побрела через пустынный двор, залитый мягким лунным светом — куда? Одноглазому было совсем не интересно. Он запер дверь на крючок, прошел к своей смятой лежанке и улегся, отвернувшись лицом к стене. Но уснуть так и не смог, как не пытался. В конце концов бросил напрасные попытки уговорить строптивый сон, вскочил на ноги и выбежал во двор.
Месяц продолжал свой неторопливый поход, оставляя за собой дорожку из мерцающих во тьме слезинок. Застыв посреди двора, одноглазый огляделся и прикинул, куда могла деваться взбалмошная ведьмочка. Избу он отмел сразу — не станет она заявляться к Хель посреди ночи, скорее всего в ближайшие недели вообще не рискнет показываться ведуньям на глаза. Лес выглядел уж слишком грозно и неуютно, чтобы в здравом уме отправляться туда в такую пору. Оставалось лишь хозяйственные постройки, где с отчаяния могла заночевать Малунья-Ревунья.
Поскрипев немного дверьми и не найдя ничего, кроме переполошившихся курочек с тройкой сонных лошадей, одноглазый ступил в хлев. И почти сразу заметил, что в стогу кто-то ворочается.
— Эй, — еле слышно позвал Каурай спрятавшуюся в сене ведьмочку. — Ты чего удумала ночевать здесь?
— А тебе какое дело, одноглазый? — обиженно хлюпнули носом из темноты. — Проваливай в свою баню.
— Ну, уж нет, — зашел он в рыдающую темноту, которая сразу окружила его и захлопнула за ним дверь. — Ступай в избу, глупая. Простынешь.
— Еще чего! — злобно шикнули на него. — Так они меня и ждут, чтобы вцепиться в меня и поедом заесть. И не подумаю! Проваливай уже, одноглазый, пока цел!
Но Каурай был сама неотвратимость — он запустил руки в стог сена и быстро нащупал там теплую и упирающуюся колдунью.
— Эй, ты чего творишь?! — зашипела она чуть громче. — Я сейчас закричу, мразь!
— Кричи на здоровье, — ответил одноглазый, поднял ее на руки и под куполом отборной брани, которой постеснялся бы и пан Рогожа, вынес негодяйку на воздух. Вместо того, чтобы звать на помощь, она принялась размахивать кулаками и пытаться его укусить, но Каурай мужественно вытерпел все попытки наставить ему синяков. Их и так было вдоволь — одним больше, одним меньше. На землю, вернее на пол, он опустил ее уже в бане — прямо на собственную лежанку, и, не слушая угроз и недовольного рычания, вышел наружу с доской под мышкой, прикрыл дверь и заложил ее уже снаружи. Не сбежит.
Рядом скрипнула лавка. Каурай уселся на нее почти по своей воле, как нечто вцепилось ему в рукав, а потом прижалось прямо к плечу.
— Ванда?.. — почувствовал он мягкие губы и устало вздохнул. Она еще немного потерлась об него своим носом, а потом…
Я ненадолго, Гвин, — раздалось прямо в голове, едва не заставив одноглазого подскочить на месте. Настолько неожиданно было снова слышать этот, казалось бы, давно забытый бархатный голосок.
Мне не спиться. Вы тут так сильно шумели, что отбили у меня всякую охоту досматривать сон. А теперь я хочу просто посидеть и поглядеть на месяц. Составишь мне компанию? Твоя лежанка, кажись, занята.
Каурай не стал ее прогонять. Если Ванда говорила, что хочет побыть с ним один на один, помолчать и поглядеть на месяц — это значило, что так оно и будет. Так оно и было.
Он проснулся с первыми лучами рассвета. Скамья рядом пустовала.
— Ванда сказала, что эта чертовка приходила ночью?!
К нему шагала Хель — ее глаза метали молнии. Если бы из ушей колдуньи сейчас бы валили два столбика пара, он бы точно не удивился.
Каурай сидел на завалинке и вертел в руках подаренный Вандой кинжал. Пусть одноглазый и упирался как мог, но немая ведунья была крайне настойчива, и буквально силой заставила его принять подарок. Обнажив клинок на свету, Каурай присвистнул — дымно-темная сталь переливалось алыми прожилками. Вещь редкая и очень недешевая. Рядом стояла сумка, в которой были сложены склянки с порошками и зельями, которые Хлоя притащила, опорожнив пару своих сундуков и взяв у него обещание, что если снадобья закончатся, он обязательно вернется и возьмет еще.
— Заявилась ко мне в баню, — отозвался одноглазый, засовывая кинжал в сапог — подарок Хель, размер подошел только с ее ноги.
Это же касалось и штанов, и куртки, которая сейчас сидела на его плечах, едва сходясь на груди. Ванда и Хлоя остались при своих одежках, благо размеры у них были куда меньше в отличие от рыжей, которая всегда славилась и ростом, и статью, обгоняя большинство мужчин на голову, а то и на две. Одним из немногих, кто мог сравниться с ведуньей ростом был Каурай, но сейчас она смотрела на него сверху вниз.
— Вот сука, — сжала зубы ведунья. — Почему не сказал?! Я бы ее выдрала — у меня давно рука чешется познакомить ее с розгами.
— Вчера и так был довольно насыщенный день. Не хотел вас будить по пустякам.
— И это ты называешь пустяками? И где она сейчас?
Каурай молча пожал плечами. Когда он заходил в баню утром, та пустовала, а доска стояла нетронутой. Очевидно Малунья вышла из бани тем же самым путем, которым и вошла ночью — а каким, ведал лишь Сеншес.
— Чего она хотела? — не отставала колдунья. — Только не говори, что ты и ее…
— Поговорить, — развеял ее страхи одноглазый. — Извинилась. Сказала, что сожалеет.
— Сожалеет она!
— Возможно, даже искренне. По крайней мере, мне так показалось. Решила загладить свою вину и привести мальчишек обратно.
— Она и собственную голову вряд ли найдет, если ее за нос не схватишь!
— Не слишком ли ты с ней строга, Хель?
— Это ей полезно. Когда в следующий раз захочет превратить кого-нибудь в волка, десять раз подумает.
— Чую, в следующий раз она решит обратить тебя — в муху, чтобы раздавить. Совсем затравила ты ее. Она даже от одного имени твоего трясется.
— Так, — уперла она руки в бедра. — Не учи меня воспитывать молодежь! Не в первый раз она уже сбегает и творит непотребства. Не в первый, и это не потому, что я, как ты изволишь выражаться, затравила нашу сахарную дурочку. Я сама беспокоюсь о девочке, ибо она пусть и глупышка, но глупышка талантливая. Пусть этому таланту и мешают раскрыться ее куриные мозги. Вернется, никуда она не денется. Поплачет и вернется.
— Она же злится не просто так. Сама говорила — после того, что произошло с Боженой… Наверное она винит во всем