коснулся моего обоняния. Хотя благодаря тому, что ночь была ясной, а за окном светила полная луна, я легко смогла найти предмет зловония в виде огромных белоснежных лилий, заботливо поставленных Рэби в вазу. В свете луны цветы, казалось, напитались жемчужным сиянием звезд. Если отбросить тот факт, что они ужасно воняли, то их можно было назвать необыкновенно красивыми. Как и любой эвей благородного происхождения, я знала язык цветов, которым порой пользовались аристократы нашего мира. Правда, учить мне его приходилось под руководством Рэби, потому в основном мы не зацикливались на оттенках значений типа «невольной грусти» или «тайной любви». Но общий смысл понять я могла. Так вот, букет, что сейчас стоял в вазе у окна, говорил, что меня поздравляют с тем, что мои печали остались в прошлом. Странное послание, которое было тем страннее, что среди моего окружения не было тех, кто хотел бы меня поздравить, особенно с тем, что нечто плохое в моей жизни наконец-то закончилось. Я быстро подошла к окну, чтобы рассмотреть цветы поближе, и наконец-то заметила клочок дорогой тисненой бумаги, что был вставлен между лепестков одного из соцветий. Надпись на нем гласила: «От иса Тарона».
«С чего бы Верховному слать мне цветочки?» – подумала я, сглотнув подкатившую к горлу горечь. От запаха, что стоял в комнате, кружилась голова, и меня ощутимо тошнило, появилась странная дрожь в теле, как бывает при лихорадке. Меня бил озноб, а по вискам катились капли пота. К ужасу, далеко не с первого раза мне удалось открыть окно. Руки онемели и совсем не слушались, дыхание с хрипом вырывалось из легких. Лишь из чистого упрямства, находясь на грани между ужасом и обмороком, я выпихнула вазу с цветами из окна. Вместе со звоном разбитого стекла тьма укутала меня плотным одеялом.
Я летала в этой странной мгле, точно брошенное в темный колодец перо, кружилась в воздушных потоках, падая все глубже и глубже. Там не было никого и ничего, лишь мое странное осознание себя в самой глубине бескрайней тьмы. Тишина, которой не бывает в реальности, опутывала каждую клеточку сознания, усмиряя и усыпляя, утягивая все дальше. Тут нет страха, потому что в абсолютном «ничто» не выжить никому и ничему. Там некого бояться, потому нет места страху. Там некого любить, да и любовь там не нужна. Нет боли, просто потому что там нечему болеть. Еще немного, и не останется даже мыслей, потому что тут некому будет думать…
«Вставай!»
Рев. Оглушающий, звонкий, глубокий рев зверя, и чувство, что чья-то мощная когтистая лапа ухватила меня поперек тела, выбрасывая на поверхность с такой скоростью, что необходимо сделать вдох. Вот только это не так-то и просто.
Я пришла в себя, лежа на полу. Первое, что смогла ощутить, так это острую боль на шее. Что-то тонкое, жалящее затягивалось у меня на шее. Я не могла сделать вдох. Лишь глупо дергала ногами, пытаясь вырваться. Осознание того, что меня душат, пришло мгновенно. В полнейшей тишине моей спальни, где был слышен лишь ритмичный приглушенный стук моих собственных ног, кто-то затягивал петлю на моей шее.
Осознанных, связных мыслей в голове не было. Только паника, страх и ужас от понимания, что я просто-напросто ничего не могу сделать, чтобы хотя бы вздохнуть! Я пыталась оторвать нитку, которая сдавила мне горло, но она была такой тонкой, что мне не удавалось ее подцепить. А тем временем давление на шею лишь усиливалось. Еще немного, и это будет конец. Мысль была такой ясной среди царящего внутри хаоса, что почему-то показалась успокаивающей. А быть может, просто воздух в моих легких подошел к концу? Как знать? Эта борьба не была долгой, увлекательной или стремительной. Жалкие секунды и невнятные попытки сопротивления с моей стороны… Вот, пожалуй, и все. Быстро, нелепо и жалко. Глупые мысли на задворках умирающего сознания прервал грохот, исходящий от окна. И в тот же момент ко мне вернулась возможность дышать. Первый вдох, такой обжигающий, болезненный. Я жадно хватала ртом воздух, пока позади меня разворачивалась настоящая битва.
Дверь в мою комнату слетела с петель, а на пороге возник Рэби. Его кожа чуть светилась ярко-алым во тьме. Казалось, еще немного, и он вспыхнет с головы до пят. Он бросился ко мне, а я вдруг подумала о том, кто же пришел ко мне на помощь? Кто же там? За моей спиной? Я попыталась осмотреться, но перед глазами все плыло. Рэби поднял меня на руки, точно собираясь укрывать от всего на свете в своих объятиях, и отошел к стене. Именно тогда я смогла увидеть, как из широкого рукава ученического халата возникает небольшой уже знакомый мне стилет, которым совсем недавно Китарэ надрезал мое запястье. Только сейчас я наконец-то смогла осознать в полной мере, кто именно спас меня и дрался с тем, кто еще несколько секунд назад пытался задушить меня! Дрался так холодно и отстраненно, словно это было чем-то привычным. Осторожные четкие удары сменились резкими и быстрыми, как только в его руке появился стилет, а уже через пару моих болезненных вздохов у его ног упало бездыханное тело, укутанное во все черное так, что и лица не разглядеть. Китарэ смотрел на мужчину сверху вниз, словно это был всего лишь мусор у его ног, и лишь россыпь алых капель на его щеке говорила о том, что он только что убил кого-то.
* * *
Совсем скоро тьма отступит, а на небо выплеснется безумство красок, из которых родится новый день. Китарэ глубоко вздохнул, стоя на широком балконе, выходящем во внутренний двор общежития, пытаясь насладиться свежестью зарождающегося утра. Ночью было достаточно зябко, но сейчас он не чувствовал холода. Странное дело, вроде бы ничего не произошло. Ну, если не считать его проникновения в сознание Ив, нескольких обмороков и довольно непродолжительной беседы с ней. Но почему-то впервые за много лет ему было спокойно. Побывать в ее сознании, где было много боли, потаенных страхов, секретов, о которых не ведала даже сама Ив, но при этом, вернувшись, ощутить странное умиротворение и…
Китарэ не мог подобрать точных слов, что могли бы описать его ощущения от единения с ее сознанием. До сих пор он чувствовал гнилостный привкус, вспоминая сознание своего дяди, о котором более ничего и не помнил. Но, прикоснувшись к Ив, к ее боли, он почувствовал искренность. А быть может, то, насколько они на самом деле похожи? Слишком сложные вопросы для одного дня.
– Что-то подозрительное сегодня? –