Ив девушках я все же кое-что смыслю, – тяжело вздохнул он.
– Ты знал? – едва слышно прошептала я.
Уголок его рта изогнулся в усмешке.
– Почему я должен злиться, если ты стала частью моего Ожерелья? Какая разница, – вновь тяжело вздохнул он, будто с усилием моргая и продолжая фокусироваться на мне, – какого ты пола?
Конечно, и впрямь разницы нет. Его последние слова больно укололи меня, но я привыкла игнорировать то, что ранит мою женскую суть.
– Я не хотела обманывать… – вдруг сказала я, хотя зареклась оправдываться. Он и так должен был это знать.
– Я знаю, я слышал. – Он широко зевнул. – У меня не вышло. – Его фразы становились все более короткими и рублеными, казалось, что сам процесс речи ему в тягость. – Надо поспешить.
И прежде чем я успела его остановить, этот неугомонный наследник, точно последний забулдыга, сделал несколько шагов по направлению к цепям, но, так и не достигнув цели, ничком рухнул на пол. Даже я болезненно сморщилась, только представив, что там теперь у него вместо лица. Каменный пол все ж таки…
– Лучше бы подушки подложил, – прошептала я, бросив пренебрежительный взгляд на цепи, что он с такой любовью приделал в центре комнаты.
Как ни странно, когда он коснулся моего сознания, я не почувствовала никаких изменений внутри.
Можно сказать, я хорошенько выспалась под его присмотром. Никакой слабости или еще чего-нибудь близко похожего.
Легко поднявшись с одеял, я подошла к Китарэ, осторожно перевернула его на спину, достала из кармана брюк носовой платок и, скрутив из его уголка жгутик, сунула в его разбитый нос.
– Хотя бы не сломал. – Я покачала головой, взяла его за ноги и потащила к одеялам.
Все же хорошо, что здесь были одеяла. Подкатить его на них было гораздо легче, чем затаскивать на кушетку. Я осторожно, насколько это вообще было возможно, уложила его. Разумеется, я не собиралась его приковывать никакими цепями. Тем более Аши знал все, что видел Китарэ, и, думаю, многое из того, что он увидел в моем подсознании, ему было понятнее и ближе. Я хотела поговорить с ним об этом… Ну и еще о том, что именно видел Китарэ. Насколько сильно мне можно начинать краснеть в его присутствии?
Пока Аши не очнулся, я решила осмотреть «убежище» Китарэ. Интересно, зачем ему вообще понадобилось использовать бывший склеп? Неужели кто-то на территории храма посмел бы потревожить наследника в его покоях без разрешения? Хотя кто их поймет, этих императоров. Я никогда не страдала от повышенного внимания. Скорее уж от его отсутствия. Хотя сейчас это лишь частица моего прошлого, но когда-то, особенно после пожара, когда я не помнила, кто я, это сильно ранило. Я не понимала, что со мной не так, почему все так сторонятся меня, пока не пришла к выводу, что главная причина – это уродство. До сих пор я очень боюсь, что кто-то будет слишком пристально всматриваться в мои шрамы. Этот страх стал частью меня, которую я стараюсь игнорировать, поскольку он такой же бессмысленный, как и все в моей жизни до встречи с Китарэ. И нет, я не имею в виду, что мои чувства к нему что-то сильно изменили. Если поразмыслить, то они такие же жалкие, как попытки скрыть свои недостатки. Просто рядом с ним у меня появилась цель… Это несоизмеримо больше для кого-то вроде меня.
Задумавшись над странными сценами из прошлого, которые ни с того ни с сего всплыли у меня в памяти, я подошла к одной из стен, где висели крошечные картинки. Можно сказать, это были клочки серой бумаги, на которых углем были нарисованы моменты, которые показались автору особенно памятными и интересными. Хотя мне оставалось только догадываться, что для Китарэ было памятного в стеклянной банке с жуками. Или в том, как двое ребят сидят у кромки воды. Но, должно быть, это было чем-то важным для него. Лица разглядеть невозможно, только два силуэта со спины.
– Иногда я показываю ему сны, – прошептал мне на ухо Аши, когда его ладони как-то собственнически легли мне на талию, притягивая меня к себе. Он двигался совершенно бесшумно, менялся даже тембр его голоса, так что я сразу узнавала его.
– Сны?
– Да, красивые сны, которые надолго заставляют его задумываться о них. Иногда он рисует то, что помнит.
Он говорил, а я чувствовала, как его губы едва касаются моей шеи, посылая рой мурашек по телу. И несмотря на то что такие его прикосновения опьяняли, я понимала, что должна быть собранна. Как-никак, но нехорошо же крутить роман за спиной Китарэ с его отражением? Парящие, о чем я только думаю?!
– О чем они? – спросила я, чтобы немного отвлечься.
– О нас, – просто ответил он, а я невольно забыла, как дышать.
«О нас» – это о нас из детства? Того самого детства, когда он вернул меня с той стороны Полотна?
– Это, – прошептала я, проведя пальцами по темным силуэтам детей, нарисованным на берегу лесного озера, – мы? – Я попыталась обернуться так, чтобы увидеть лицо Аши.
Его хватка чуть ослабла, и мне удалось это сделать, хотя теперь я оказалась в кольце его рук.
– Да, – хрипло прошептал он.
Мои ладони лежали на его груди, и я чувствовала даже сквозь кимоно, как гулко стучит его сердце, вторя моему. Сглотнув ком в горле, я все же решила быть стойкой. Как ни крути, меня не покидало ощущение, что это тело принадлежит им двоим, и нельзя вот так вот, без согласия, так сказать…
– Ты единственный, кто помнит все, так ведь? – спросила я, подняв глаза.
На меня смотрел дракон: хищно, внимательно и так нежно, что мое сердце замирало, вопреки всему.
– Да, – просто ответил он.
– Ты же можешь помочь и мне вспомнить? – прошептала я.
– Могу, – столь же просто признал он.
– Тогда, может быть…
– Нет. – Он чуть улыбнулся, покачав головой. – Ты не готова, он не поймет, если не увидит, а я так и останусь болтаться меж двух миров, – фыркнул он. – Пусть сам попробует подружиться с моей Рави. – Он нежно провел пальцами по моей щеке. – Если, конечно, сможет усмирить ее гнев, – самодовольно усмехнулся он.
Он говорил обо мне, я понимала это, помнила то самое прозвище, что дали мы с Китарэ друг другу в детстве, а точнее, так мы назвали наши отражения. Но как он мог подружиться с Рави, если мое отражение все еще за Полотном?!
– Я не понимаю, – растерянно прошептала я. – Как он…
Он не дал мне договорить, просто накрыв мои губы
