— Кого угодно, — мрачно сказал Ким, на всякий случай поглядывая по сторонам. — Другого монаха, например.
— А кроме монаха?
— Братья, — встрял Мик, — а что если здесь прошел святой?!
— Нет, тогда бы нандо его обнаружили первые, — рассудительно сказал Сеннай. — Наверно, вонхва так и подумал. Поэтому и послал сначала нандо, а потом уж нас.
— И следы на земле бы остались, — добавил Дон.
— А может, здесь проходил бог? Говорят, в старину они посещали монастырь Иголки…
— Бог не стал бы удирать от какого-то там демона…
Братья в задумчивости застыли, созерцая отпечатки лап.
Весна была в разгаре, и в долине цвело всё, что только могло цвести. Берега утопали в зарослях ириса, на той стороне ручья среди кожистых плавучих листьев розовели первые бутоны лотоса. Там, где песок изрыли волчьи следы, ирисы были поломаны и помяты.
— Братья, а я вот о чем подумал, — сказал Сеннай. — Это второй так легко убил сторожевого демона — а от волка удирал. Почему?
— Ха, ничего удивительного, — фыркнул Мик. — Испугался его, ясное дело. Вот, гляньте на Кима — от него все духи разбегаются, а он тоже боится волка.
Ким вздрогнул, словно что-то пришло ему на ум. Но тут Сеннай наклонился к воде и подобрал у берега бутон лотоса — вернее, уже не бутон, а свежий, розоватый, полностью распустившийся цветок.
— Как он сюда попал? Лотосы растут на том берегу, а бутон лежит на этом!
Цветок пошел по рукам.
— Чужак уронил, пролетая над водой?
— А зачем он тащил с собой лотос?
— Хотел пожертвовать стражу и потерял?
— А может, его просто оторвало течением?
— И выбросило на берег? Смотрите, у него даже лепестки едва привяли… Он тут лежит самое большее полдня…
— Вывалился из прически! — предположил Мик, вызвав общий смех.
— Слушайте! — сквозь хихиканье пробился голос. — Я вспомнил! Она переплыла на этом бутоне ручей!
Все умолкли и обернулись на покрасневшего Сенная.
— Она? — с удивлением повторил Дон.
— Только не смейтесь. Это мне няня в детстве пела…
«Из лепестка парус,
из травинки весло.
Плывет-плывет ладья
по облачной реке.
На берег ступает
бессмертная дева,
проходит по верхушкам трав,
исчезает внезапно…»
Хвараны дослушали славную песню до конца и переглянулись. Они настолько сроднились между собой, что почти могли читать мысли друг друга… но тут ничего читать не требовалось.
— Хе-хе… поздравляю вас, братья, — ухмыляясь, произнес Лиу. — С нами играет в прятки фея.
Все, не сговариваясь, посмотрела на цветущий ручей, словно ожидая увидеть летящую над ирисами небожительницу.
Наконец Мик произнес деловито:
— Что ж, фею мы еще ни разу не ловили.
Хвараны опомнились и заговорили все разом.
— Разбиваемся — и каждый сам за себя? Или вместе? Давайте решать скорее… Как ловят фею, кто знает?!
— А где Ким? — спохватился Сеннай.
Кима не было.
Первым делом Ким поспешил в лагерь нандо. Там, как всегда по вечерам, когда заканчивались занятия, шла неторопливая, расслабленная праздная жизнь. Подростки занимались своими делами, болтали, смеялись, переходили от костра к костру. Шестеро наказанных за какую-то провинность с кряхтением и хихиканьем проволокли мимо Кима огромный чугунный котел — отмывать на ручей. Стук топора, обрывки песен… Ким повернул к дому вонхва.
Еще издалека он увидел на крыльце трапезной одинокую фигурку, выругался про себя и прибавил шагу. Маленький нандо в желтом кафтане при виде него даже не шелохнулся, только вынул изо рта пожеванную травинку. Сердце Кима забилось быстрее, радость смешалась с негодованием.
— Мисук!
— Привет, Мотылек!
Лицо феи осветила улыбка. Наряд мальчика только прибавлял ей изящества. Ким быстро оглянулся по сторонам, в любой миг ожидая появления хваранов или, того хуже — наставника.
— Ты с ума сошла! А если вонхва заметит?
Мисук пренебрежительно махнула рукой.
— Я здесь с самого утра, и никто ничего не заметил.
— Почему ты сразу не дала мне знать?
— Ждала, пока сам догадаешься.
— Зачем ты сюда пришла?
— Если я скажу, что пришла повидать тебя, ты конечно не поверишь?
Ким, не обращая внимания на иронию, сел рядом с ней на крыльцо.
— Ты видела Тошнотника у ручья?
— Что за дурацкие вопросы? Да я едва успела от него ускользнуть… а тут еще проклятый страж подвернулся, потянул свои когтистые ручонки…
— Мисук, пожалуйста, давай уйдем отсюда! Тебя заметят…
— Вот если мы будем прятаться по кустам, тогда точно заметят! А здесь никто не подумает.
— Я же подумал!
— Так то ты!
Ким тяжело вздохнул, покоряясь. Переупрямить Мисук не удавалось еще никому. Она была всё та же — дерзкая, отважная, всегда готовая бросить вызов кому-то во много раз сильнее ее. И, разумеется, проиграть. Ким взглянул ей в лицо — и разглядел наконец на щеках дорожки от высохших слез. В глазах Мисук затаилось горе.
— Что случилось? — спросил он, не скрывая беспокойства. — Почему за тобой гнался Тошнотник?
С лица Мисук сбежала улыбка.
— Всё плохо, Мотылек, — сказала она глухим голосом. — Учитель Кагеру здесь, на Каменной Иголке.
Ким похолодел. И тут же понял, что не удивлен. Хоть он и гнал эту мысль от себя много месяцев, но втайне боялся и ожидал именно этого. С тех самых пор, как встретил Тошнотника…
— Как же я ошиблась! Думала, мокквисин ни на что не годен… что он беспомощен и не опасен… А он снова перехитрил меня! Кто-то наделил его силой, которой невозможно сопротивляться. Я, фея, не понимаю, в чем ее источник. Это нечто чуждое и страшное, ни от Земли, ни от Неба, ни от Нижнего мира. Оно не дает себя разглядеть. Одно мгновение ты видишь радужные переливы, а потом оно наносит удар…
Голос Мисук задрожал, из глаз снова потекли слезы. Ким подвинулся ближе и взял ее за руку; она этого даже не заметила.
— И вот цена моей ошибки! Мокквисин со своим волком пришли к нам на Иголку. Захватили пещеру… Убили моего отца…
— Тигра? — изумленно воскликнул Ким. — О, бедная Мисук! Но почему он не сопротивлялся? Он же хозяин горы! Как он позволил им дойти до омута?
— Он ничего не смог сделать, — всхлипывая, ответила Мисук. — Даже если бы захотел. Почти тысячу лет он изживал в себе звериное начало. Они с матерью желали только одного — вместе достичь святости…
— А старица Ямэн? Что с ней?
Мисук стиснула челюсти. Ким заглянул ей в заплаканные глаза и увидел в них огонек той самой тигриной ярости, от которой избавился под конец жизни ее отец.
