— Мне это всё не нравится, — перебил его Ким. — Даже если то, что ты говоришь, правда. Ты ведь подбиваешь меня поднять мятеж против императора?
— Вот именно.
— Разве ты не понимаешь, что я даже думать об этом не могу?
— Почему? — искренне удивился Сахемоти.
— Да ведь я не просто киримский мальчишка. Я теперь хваран, воин императора! Скоро я принесу присягу Небесному Городу и не собираюсь ее нарушать. Хвараны не бывают предателями!
— Правда? Разве, став хвараном, ты не предал всё, чему тебя учили в монастыре Каменной Иголки?
Ким смутился. Об этом он предпочитал не думать.
— Это совсем другое дело! Так уж сложились обстоятельства… И потом, вонхва говорил, что путь Ветра и Луны не противоречит…
Запутавшись, он умолк.
— Обдумай всё это как следует, Мотылек, — мягко сказал Сахемоти. — Время еще есть. Поговори с Вольгваном, посети Небесный Город, полюбуйся на императора и его окружение. Потом мы вернемся к этому разговору.
— Погоди, — спохватился Ким, — ты что, хочешь уйти? А как же мое посвящение? Я прошел его или нет? Наверно, должен быть какой-то знак?
— Надо бы смыться отсюда потихоньку, чтобы ты застрял в этих горах еще на год-два, — мечтательно произнес Сахемоти. — Ладно уж. Я не мстительный. Всё равно я хранитель твоего рода, хочешь ты этого или нет. Получи свой знак.
Он вытянул из ножен меч и плавным движением описал в воздухе круг. Клинок, похожий на луч света, вспорол темноту, и из разреза хлынула густая синева. Только что над лысой горой в темноте горели звезды — теперь это грозное бушующее море, усеянное клочьями белой пены. Ким успел увидеть, как зашевелился звездный дракон и, взмахнув хвостом, погрузил в волны мерцающее чешуйчатое тело. По глазам Кима ударило нестерпимое сияние. Издалека, из лагеря, донесся дружный многоголосый вопль восторга. Еще бы не заорать, когда среди ночи над горами взметнулась в небо радуга!
— Как ты это сделал?! — воскликнул Ким.
— Будешь в Сонаке, спроси Вольгвана, что произошло на островах Кирим позапрошлым летом. Прощай, Мотылек!
Сахемоти поклонился ему и вдруг исчез, как призрак на рассвете.
У тория на Кима налетели братья-хвараны.
— Кто там у тебя был? — громче всех верещал Мик. — Сам Господин Семи Звезд?!
Ким молчал как рыба. Да от него и не ждали откровенности.
Глава 32. Канун представления. Репетиция в масках
Дни Голодных Духов закончились, и наступили — по крайней мере, для княжеского двора, — дни Долгожданного Представления. С театральной затеи был сдернут покров тайны. Касима официально объявила о дне премьеры. Реконструкция древнего театра перестала быть делом узкого кружка, каждый день к ней подключались всё новые люди. Накануне премьеры прежде уединенная, пользующаяся дурной славой гора Омаэ превратилась в нечто среднее между сезонной ярмаркой и подворьем столичного храма накануне праздника. На берегу толпились слуги, выбирая для своих господ зрительские места поближе к сцене; устанавливались зонтики, раскладывались циновки, выбирались места для паланкинов, не покидая которых будут любоваться актерской игрой наиболее именитые дамы. Над толчеей возвышался красочный шатер над сценой. Полированные подмостки блестели как зеркало, грозно бушевали волны на расписном заднике, шелестела на ветру плетеная съемная крыша.
В глубине сцены, рассевшись на длинных помостах, сыгрывались музыканты. На дюнами и песчаными склонами разносились звуки мелодий, которых здешние ками не слышали много сотен лет. Плачущие переливы тростниковой флейты, — каждая трель оттенена задумчивым вздохом; резкие скрипучие вскрики котты с ее странно нежным мелодичным эхом и щелканьем костяной лопатки по струнам; звонкий треск маленьких барабанов и сердитый рокот средних. Временя от времени раздавался гулкий бас большого барабана, исходящий словно из-под земли. Большой барабан в аккомпанементе не участвовал — его задачей было возвещать зрителям о появлении на сцене призрака или беса.
Возле сцены собралась толпа бездельников. Рассевшись прямо на земле или на толстых сосновых корнях, они увлеченно наблюдали, как актер-напарник пляшет в двух масках поочередно, изображая сцену встречи рыбака Умуги и старика-Черепахи. Одну маску Херуки придерживал напротив лица, а другую вертел в руках, делая вид, что это морская черепаха, которую он только что подобрал на побережье. Херуки играл вполсилы, дурачился и кривлялся, «обкатывая» роли и запоминая текст.
— Ах, бедолага! — декламировал он во весь голос, нежно глядя на панцирь «черепахи». — Ну что, досталось тебе? Слыхал я, что цапля тысячу лет живет, а черепаха и того больше — а ты нынче едва не погибла! Хорошо, я подоспел вовремя! Видно, в самом деле суждено тебе долголетие. Ну, плыви себе, да смотри, больше не попадайся мне в руки… не то стать тебе супом!
«Рыбак», изображая душевные муки, прижал «черепаху» к сердцу. Зрители засмеялись. Херуки спрятал за спину обе маски и голосом сказителя продолжил:
— Долго думал рыбак, не сварить ли суп из волшебной черепахи, но все-таки выпустил в море…
— Этого нету в тексте! — с хохотом крикнул из толпы Анук.
Херуки, не обращая на него внимания, продолжал:
— С этими словами отпустил Умуги черепаху в море, а сам отправился домой.
На другой день, как всегда, отправился он в море рыбу ловить. Вдруг слышит, кто-то окликает его: «Эй, сынок!».
Последние слова Херуки прохрипел таким правдоподобным старческим фальцетом, что зрители снова грохнули от смеха.
— Везунчик играет так, словно он родился актером! — воскликнула Цукиеми, хлопая в ладоши. — Это ведь я первая сказала, что он мастер превращений, правда? А вы мне не верили!
Сахемоти вполглаза наблюдал за репетицией, едва скрывая нетерпение. Он с самого утра ждал обещанного княгиней посыльного с яшмовым зеркалом, а того всё не было. Анук и Цукиеми болтались поблизости. Морская демоница привлекала к себе всеобщее внимание — как утонченными чертами набеленного лица, так и умопомрачительным нарядом. Пятислойное платье из белоснежного атласа с серебристым блеском подарил ей один из приглашенных музыкантов.
— Мастер котты, вон тот, лысый, — Цукиеми повела в его сторону шуршащим рукавом. — Он от меня без ума.
— Ага, — подтвердил Сахемоти, — сегодня утром он уже подъезжал с просьбой тебя выкупить.
— И что ты ему ответил?
— Соглашался бы, — сказал Анук. — Заработали бы кучу серебра на ровном месте.
Сахемоти махнул рукой.
— Я сказал, чтобы договаривался с ней сам.
— Вижу — договорился, — язвительно заметил Анук, демонстративно рассматривая великолепный костюм.
