— …вот она, цена лояльности империи, — жестко закончил Сахемоти. — Да уж, родственнички, — такого я даже от вас не ожидал.
— Нет, вы посмотрите на него! — рявкнул брат-Ветер. — Явился сюда непрошеный да еще и оскорбляет нас! А сам-то! На себя посмотри! Чем ты сейчас занят? Сначала полтысячи лет проболтался в Тайхео, а теперь развлекает земных князей, как последний…
— Вот об этом я и собирался с вами поговорить. Когда я закончу развлекать земных князей, мне, возможно, понадобится убежище. Ненадолго. Имперские боги знают, что в Небесной Заводи сидят предатели, и в последнюю очередь будут искать меня у вас…
— Да ты совсем обнаглел! — взвился бог-Ветер.
— Подожди, брат, — остановила его богиня. — Он никогда не пришел бы с таким нелепым предложением, если бы не имел с собой ничего, чтобы поторговаться с нами. Мы слушаем тебя, Копьеносец.
Сахемоти ухмыльнулся и сделал вид, будто оглядывается.
— А где мой племянник? — спросил он. — Где малыш Саруда-Хики, который так хорошо разбирался в небесных тропинках и перекрестках?
Сияние богини потускнело, холодная тень окутала поляну.
— Наш сын пропал много веков назад, — печально ответила богиня. — Незадолго до падения Кирима он отправился странствовать. Мы искали его, чтобы вернуть, пока не поздно, но оказалось, что он пропал, не добравшись до Земной заводи. Ходил странный слух, что он защемил руку в раковине, а потом его накрыло приливом…
— Неужели его так и не нашли?
— Увы, нет. Он потерялся между мирами.
— Саруда потерялся? Не смеши меня, сестра. Скорее потерялась бы луна в небе. У него был дар находить путь откуда и куда угодно. Он влезал в такие тайники, что я как-то посоветовал ему объявить себя богом воров…
— Так ты его нашел?! — взволнованно воскликнула богиня. — Он жив! Где он?
— На дне морском. Где именно, не скажу. Он сам себя наказал — пытался забраться в мою сокровищницу. Слухи о раковине отчасти правдивы. Будем считать, бог воров из него не получился…
— Да наверняка ты сам его и похитил! — заревел бог-Ветер. — Будь ты проклят!
Одна из светящихся фигур, оставаясь неподвижной, быстро приблизилась. В руках брата-Ветра полыхнула изогнутая серебряная молния и поразила Сахемоти. Удар был ужасен; свет вспыхнул в глазах бывшего бога, он отшатнулся и опрокинулся навзничь. Брат-Ветер последовал вслед за ним, словно привязанный невидимой нитью. Раздался вопль, что-то лопнуло, зеркало загудело, как бронзовый гонг, белый призрак пропал. Сахемоти приподнялся на локте. Поперек его лица алела четкая полоса, как будто его хлестнули бичом, рубаху запятнали брызги крови. В руке он держал длинный, чуть светящийся тонкий меч без гарды, с рукоятью, обтянутой белой акульей кожей.
— Отдай! — послышался далекий отчаянный зов с той стороны зеркала. — Сахемоти, ты самоубийца! Немедленно верни мой меч в Небесную Заводь, иначе оба наши мира ждут неисчислимые беды!
— Всё-таки ты не забыл, что мы братья, — удовлетворенно заметил Сахемоти, рассматривая небесное оружие. — Если бы ударил меня не плоской стороной, а острием, я пожалуй не успел бы у тебя его выхватить.
Богиня-сестра заплакала.
— Плачь, плачь, у тебя теперь есть для этого причина! — с наигранным гневом сказал Сахемоти. — Мало того, что вы не пускаете меня в Небесную Заводь, мало того, что брат едва не выколол мне глаз — хотите лишить меня последней надежды на возрождение?
— Так что же ты хочешь от нас? — воскликнула богиня.
— Я хочу одного — лояльности. Не Небесной иерархии, а лично мне. Взамен вы получите Саруду и этот меч… может быть.
Договорить Сахемоти не успел. Дверь каморки приоткрылась, и в щели сверкнул зеленый глаз.
— Что это? — восхищенно прошептала Касима, просовывая голову в дверь. — Какой потрясающий меч!
Пестрый туман отвердел и снова превратился в полированную яшму. Сахемоти взглянул на княгиню, потом в зеркало, потом на меч. Касима на цыпочках пробралась в зеркальную комнату, не сводя глаз с чудесного оружия.
— О… он светится?!
Касима протянула руку к мерцающему лезвию. Сахемоти молча отстранил ее и убрал меч в сундук.
— Но… — княгиня проводила небесное оружие взглядом ребенка, у которого отнимают игрушку. — Зачем вы спрятали меч?
— Какой меч? Вам почудилось.
— Достаточно!
Княгиня вскочила на ноги.
— Больше вам меня не одурачить! Я своими ушами слышала, как вы разговаривали с кем-то по ту сторону зеркала!
— Я уже говорил, что оно порождает видения.
Сахемоти не беспокоился о том, что княгиня что-то поняла из его беседы, поскольку разговор шел на древнекиримском.
— Думается мне, вы никакой не актер, мастер Звезда, а самый настоящий чародей! — запальчиво воскликнула Касима. — Вы сказали, что смотреть в зеркало без маски опасно — а сами смотрели и разговаривали с тем, кто внутри, на языке жрецов и колдунов! Да еще и этот меч оттуда вытащили!
Касима в волнении заметалась по каморке.
— Неужели все ваши усилия были только ради того, чтобы раздобыть волшебное зеркало? Разве нельзя было просто попросить, а не разводить всю эту канитель с театром? Я-то думала, вы служите мне, а на самом деле, может быть, я сама служила вашим тайным целям? Ринго твердил, что преподобный Кагеру — чернокнижник, а мне кажется — не выполнял ли он попросту ваши указания?
Сахемоти подумал, что, пожалуй, слишком рано убрал меч в сундук.
— Как ужасно сознавать, что вы бесцеремонно пользовались моей княжеской властью, а сами нисколько не принимали меня в расчет!
«Так я и думал, что все сорвется из-за какой-нибудь ерунды, — Сахемоти не спускал глаз с Касимы. — Но разве у меня был выбор? Что же с ней теперь делать?»
Княгиня остановилась и прижала руки ко лбу.
— Что же с вами делать? — произнесла она жалобно. — Я словно околдована. Знаю, что надо выйти отсюда и приказать всё остановить. Арестовать всю вашу труппу. Отложить представление, пока не откроется правда. Но я не могу. Я ничего не могу — даже заниматься государственными делами. В Ниэно меня ждет огромная гора документов, которые я должна была подписать еще месяц назад, но мне тошно даже вспоминать о них. Каждый день, проведенный не на побережье — потерянный день. Этот спектакль стал моим наваждением. И вы, мастер Звезда, — Касима взглянула на него, словно моля о милости. — Ринго верно говорил — вы словно призрак. Вроде бы и рядом, а не достать. Вы как горячая головня в руках: и так возьмешься, и этак — неловко, больно, а бросить — останешься в холоде и темноте… Вы как кость в горле — как засядет, так не избавиться до самой смерти… Что мне с вами делать?
