вперед и поцеловала его так, словно хотела слиться с ним, утонуть в нем – под этим тонким полумесяцем и звездным небом не было ничего, кроме него. Когда она устала двигаться, Аид сел, подхватил ее шею и спину и помог скользить по его члену, пока не кончил.
Они сидели, обнявшись, посреди поля, пока их дыхание не замедлилось. После Персефона поднялась на дрожащих ногах. Аид поддержал ее, продолжая сидеть.
– Все хорошо?
Она улыбнулась, глядя на него:
– Да. Очень.
Аид тоже встал и поправил одежду. Спустя мгновение он протянул ей руку:
– Готова ложиться в постель, моя дорогая?
– Только если ты ляжешь со мной.
– Конечно, – кивнул он.
Когда они шли по саду, Аид вдруг замедлил шаг и остановился. Персефона обеспокоенно взглянула на него:
– Что такое?
– Ты сказала, что мечтаешь… попробовать… со мной много всего. Что именно ты имела в виду?
Персефона покраснела – в этом была особая ирония, учитывая, что они только что занимались сексом в поле рядом с дворцом.
– А чему бы ты хотел меня научить? – поинтересовалась она.
– Разному, – ответил он. – Всему.
– Может, нам следует начать с того, в чем мы потерпели неудачу, – предложила она. – Со… связывания.
Аид долго смотрел на Персефону, прежде чем убрать с ее лица прядь волос.
– Ты уверена?
Она кивнула:
– Я скажу тебе, когда мне станет страшно.
Аид прижался к ее лбу своим, и, когда он заговорил, его дыхание обдало теплом ее губы:
– Ты держишь в руках мое сердце, Персефона.
– И твой член, очевидно, – донесся до них голос Гермеса.
Обернувшись, они увидели бога хитрости, стоявшего от них в нескольких шагах и широко улыбавшегося. Он был одет так, словно вышел из античности, – в золотой тунике, мерцающей в ночи, и сандалиях с ремешками, что туго оплетали его икры.
– Гермес, – прорычал Аид.
– Я решил, что лучше прервать вас сейчас, чем несколько минут назад.
– Ты за нами подсматривал? – спросила Персефона, разрываясь между гневом и смущением.
– Честно говоря… вы занимались сексом посреди подземного царства, – указал Гермес.
– И как-то раз я тебя уже кидал через все это царство, – сказал Аид. – Напомнить?
– Эм, нет. Если хотите на кого-нибудь злиться, злитесь на Зевса. Это он меня прислал.
У Персефоны все упало внутри:
– Зачем?
– Он устраивает пир.
– Пир? Сегодня?
– Да. – Гермес взглянул на свое запястье, на котором, как заметила Персефона, не было часов: – А точнее, через час.
– И мы обязаны присутствовать? – уточнила она.
– Ну, я же не просто так смотрел, как вы занимаетесь сексом, – спокойно ответил Гермес.
Персефона закатила глаза:
– Зачем нам туда ехать? Да еще с такой срочностью?
– Он не сказал, но, возможно, он наконец решил благословить ваш союз, – Гермес хохотнул. – В смысле, зачем ему устраивать банкет, если он вам откажет?
– Ты вообще знаком с моим братом? – поинтересовался Аид, явно не разделяющий его веселья.
– К сожалению, да. Ведь он мой отец, – пожал плечами Гермес. А потом хлопнул в ладоши: – Ну, до скорой встречи.
И исчез.
Персефона развернулась к Аиду:
– Ты думаешь, это правда? Что он призывает нас, чтобы благословить наш брак?
Расслабив челюсти, он ответил:
– Я не рискну предполагать.
Персефона перевела это как «я бы не надеялся», и она бы солгала, если бы не признала, что от этого ей стало еще тревожнее.
– Что мне надеть? – растерялась Персефона.
Аид окинул ее взглядом:
– Позволь мне тебя одеть.
Она усмехнулась:
– Ты правда думаешь, что это хорошая идея?
– Да, – он притянул ее к себе, обняв за талию. – По крайней мере, это будет быстро, а значит, у нас останется пятьдесят девять минут на все что угодно.
– Что угодно? – она придвинулась ближе.
– Да, – выдохнул Аид.
– Тогда я желаю… ванну.
Хоть Персефона только недавно вышла с купален, последние несколько минут она провела, катаясь по траве с Аидом. Надо ли говорить, что она чувствовала себя немного грязной.
Аид хохотнул:
– Будет сделано, моя царица.
Аид обошел вокруг Персефоны.
Она неподвижно стояла в центре его мира, в платье, что он создал своей магией. Оно было мягким и черным, подчеркивавшим изгибы ее тела. Элегантный вырез в форме сердца и длинные расклешенные рукава создавали царственный силуэт. По спине у нее пробежала дрожь, заставив богиню расправить плечи и слегка выгнуть спину. Ей показалось, что Аид это заметил, потому что его слова прозвучали как низкое, чувственное рычание:
– Сбрось свои чары.
Она подчинилась, не раздумывая, – ее чары соскользнули, явив божественный облик. Как и Аид, она редко прибегала к этому обличью, не считая праздников в подземном царстве. Оно казалось естественным здесь, среди людей, что знали ее и почитали как богиню.
Аид остановился перед ней, и сила его присутствия лишила ее дыхания. Он выглядел ошеломительно в своем черном наряде и железной короне. Он окинул ее пристальным взглядом ярко-синих глаз – от рогов до ног, задержавшись на груди и изгибе бедер.
– Еще одна деталь. – Он поднял руки, и между ними появилась корона. Похожая на его – с заостренными черными зубцами.
Персефона улыбнулась, когда он надел ее ей на голову. Ее удивило, какой легкой та оказалась.
– Решил сделать какое-то заявление, милорд? – спросила она, когда его руки опустились ей на бедра.
– Я думал, это очевидно.
– Что я принадлежу тебе?
Аид приподнял пальцем ее подбородок.
– Что мы принадлежим друг другу. – Он поцеловал ее, а потом отстранился, заглянув ей в глаза: – Ты прекрасна, моя дорогая.
Она провела пальцами по его щеке, носу, губам. Персефона была уверена, что помнила каждую ямку, каждый изгиб, но вдруг ощутила необходимость удостовериться, что сохранила внутри каждую его частичку, из-за страха больше никогда его не увидеть.
Аид сдвинул брови, его пальцы скользнули по ее щеке:
– Все хорошо?
– Да. Отлично, – ответила богиня, хотя они оба знали, что она не совсем честна. Она боялась. – Ты готов?
– Я никогда не буду готов к Олимпу, – ответил Аид. – Не отходи от меня.
С этим у нее не будет проблем – если, конечно, ее никуда не утащит Гермес.
Персефона сжала его руку, и он их перенес. Сердце грохотало у нее в груди – она волновалась из-за возвращения в древний дом богов, хоть несколько из них и были теперь ее друзьями.
Они оказались в мраморном дворе у горы Олимп, где над ними возвышались двенадцать статуй, каждая из которых изображала кого-то из олимпийцев. Персефона узнала это место – здесь было сожжено тело Тюхе. Это была нижняя часть Олимпа – весь остальной
