Ахкеймион опустил голову в колючую траву. Все кружилось, падало...
— Или я лгу, когда, будучи сонмом душ, выбираю ту душу, что способна привлечь наибольшее количество сердец?
Слезы сами ответили за него: «Не бей меня... пожалуйста, папочка, не надо, не бей...»
— А если мои цели уходят за пределы твоих, то это предательство? Если они поглощают твои?
Ахкеймион поднял трясущиеся руки к ушам. «Я буду хорошо себя вести! Честное слово!» Он упал на бок, рыдая на жесткой земле. Дорога такая долгая. Так много боли. Голод... Инрау... Ксинем мертв... Мертв.
«Из-за меня! Господи...»
Воин-Пророк сидел рядом, пока он плакал, и ласково держал его за руку. Воздетое к солнцу лицо с закрытыми глазами было бесстрастным.
— Завтра,— сказал Келлхус,— мы выступаем на Шайме.
Во время странствий меня пугает не то, что сколько людей имеют обычаи и убеждения, столь отличные от моих собственных. Меня пугает то, что они считают эти обычаи столь же естественными и очевидными, как я — свои.
Сератантас III. Сумнийские размышления
Возвращение в то место, которого ты никогда не видел. Именно так бывает, когда мы понимаем нечто, но не можем высказать.
Протатис. Тысяча небес
Весна, 4112 год Бивня, Атьерс
Взволнованные крики заставили Наутцеру выйти на открытую колоннаду, примыкавшую *к Библиотеке Основ высоко над западными стенами Атьерса. В погожие и солнечные дни там часто собирались студенты. Несколько молодых посвященных вместе с Мармианом, вольнослушателем из миссии в Освенте, стояли там, указывая пальцами в сторону темного пролива. Наутцера отодвинул их в сторону, перегнулся через каменную балюстраду. Его глаза устали, но он все же разглядел причину волнения: пятнадцать желтых галер вставали на якорь в узком проливе, покачиваясь на небесно-лазурных волнах менее чем в миле от крутых стен Атьерса. Матросы карабкались по вантам и спускали паруса с изображением длинного золотого Бивня* стоящего вертикально.
Атьерс наполнился суетой. Посвященные и офицеры выкрикивали команды. Солдаты гарнизона маршировали по узким коридорам к широким стенам и на башни. Наутцера и остальные члены Кворума собрались на высоком бастионе Коморант, откуда был хорошо виден флот непрошеных гостей. Выглядели они смехотворно: семь старцев — двое в ночных сорочках, один в запятнанном чернилами фартуке писца, а остальные, как Наутцера, в полном церемониальном облачении — размахивали дряхлыми руками и переругивались. Большинство склонялись к самому очевидному предположению: корабли собираются установить блокаду, чтобы не дать им отплыть в Шайме. Но чей это флот? Судя по цветам и эмблемам, это Тысяча Храмов... Неужели шрай-ские наглецы считают, что могут справиться с Гнозисом?
Симас предложил немедленно напасть.
— Как мы знаем,— кричал он,— Второй Армагеддон уже начался! Кому бы ни принадлежали эти галеры, их явно направляет Консульт! Мы всегда знали, что они попытаются сразу же уничтожить нас! А теперь, когда явился этот Воин-Пророк... Подумайте, братья мои! Как должен поступить Консульт? Они пойдут на любой риск, лишь бы не дать нам присоединиться к Священному воинству. Мы должны нанести удар!
Но Наутцера не судил столь поспешно.
— Действовать, ничего толком не зная,— прохрипел он,— это безумие, будь то война или нет!
Однако со спором покончило известие, что к гавани приближается баркас. Симаса заставили замолчать, как он ни упрямился. Кворум согласился, что следует хотя бы поговорить с пришельцами. Рабы быстро подали носилки для членов Кворума, и вскоре Наутцера смотрел на таинственные корабли сквозь тонкие занавески паланкина. Рабы почти бегом бежали по крутой дороге, ведущей от главных врат Атьерса к пристани в небольшой гавани около крепости.
Окруженные взволнованной толпой стражей и адептов, члены Кворума сошлись на древних камнях одного свободного от кораблей мола. Баркас подошел достаточно близко, чтобы они зашептались от изумления, но никто не понимал, что творится. Все го-
лоса стихли, когда портовые рабочие поймали концы, брошенные с приближающегося баркаса. Гребцы подняли весла, судно закрепили у причала. Наутцера и адепты стояли неподвижно, потрясенные. Полнейшая тишина воцарилась среди леса мачт. Нронские моряки, облепившие реи соседних кораблей, пялились вниз в изумлении — не только на своих хозяев-чародеев, но и на тех, кто поднимался на пристань с баркаса.
Весь Кворум — семеро нахмуренных стариков — замер и взирал на гостей, теснившихся на краю каменного причала. Шрай-ские рыцари в сверкавших на солнце посеребренных шлемах и кольчугах молча выстроились в линию, прикрывая тех, кто был позади них. Хоры мрачно бормотали под белыми шелковыми сюр-ко. Наутцера едва мог разглядеть лица людей за спинами рыцарей — по большей части чисто выбритые. Затем, раздвинув рыцарей, навстречу потрясенному Кворуму вышел величественный чернобородый человек. Выше всех, за исключением Наутцеры, он был одет в царственные белые одежды, у горла и по рукавам расшитые золотыми бивнями размером с фалангу пальца. Мужчина средних лет с удивительно юными глазами. На его груди тоже висела хора.
— Великий шрайя,— ровно сказал Наутцера. Майтанет прибыл сюда?
С лучистой теплой улыбкой на устах мужчина рассматривал членов Кворума, переводил взор на темные бастионы Атьерса... Шагнул вперед. А затем внезапно — движение было слишком быстрым, чтобы осознать его,— схватил Симаса за основание черепа.
Воздух задрожал от колдовского шепота. В глазах вспыхнуло пламя Гнозиса. Замерцали Стражи. Почти разом члены Кворума заняли оборонительную позицию. Пыль и щебень поползли по пристани.
Симас обмяк, как котенок, его белая голова запрокинулась. Шрайя душил его.
— Отпусти его! — крикнул Ятискерес, отступая назад вместе с остальными.
Майтанет заговорил так, словно учил их убивать кроликов.
— Если сдавить вот здесь,— сказал он и встряхнул старика, будто хотел подчеркнуть свои слова,— эти твари совершенно теряют силу.
— Отпусти...
— Отпусти его!
— Что это за безумие? — воскликнул Наутцера.
Только он один не поставил защиту и не пятился вместе с остальными по причалу. Он встал между шрайей и своими собратьями, словно прикрывал их.
— А если ты подождешь,— продолжал Майтанет, глядя прямо на Наутцеру,— если ты подождешь, то раскроется его истинное лицо.
Старый колдун задыхался. Но в его движениях было что-то странное. Что-то не старческое. Что-то не...
