Великий храм кишаурим.
Л ишь когда закатное солнце вытянуло их тени до многоглазых стен, они покинули холмы, чтобы разбить лагерь у подножия. Мало кто уснул в ту ночь — таково было их смятение. Таково было их восхищение.
Весна, 4112 год Бивня, Амотеу
«Я уничтожу всех отпрысков Биакси. Сожгу живьем».
Так говорил экзальт-генерал — сам император! Генерала Биакси Сомпаса неотступно преследовали его слова. Способен ли Конфас на такое? Ответ был очевиден: Икурей Конфас способен на все. Достаточно провести день в его обществе, чтобы это понять. Можно вспомнить Мартема. Но решится ли он?
Вот в чем вопрос. Старый Ксерий не решился бы никогда. Он признавал и даже чтил могущество рода Биакси. Уничтожение их вызвало бы возмущение знатных семейств Конгрегации, а то и мятеж. Если из Списков исключают один род, то же самое грозит любому другому.
Кроме того, у Икуреев столько врагов... Конфас не осмелится!
Он осмелится. Сомпас чуял нутром. И более того: другие вельможи будут стоять и смотреть на это. Кто поднимет руку на Льва Кийута? Сейен милосердный, армия слушается его, как пророка!
Нет. Нет. Он поступил верно, он сделал все, что мог... в тех обстоятельствах.
— Мы забрались слишком далеко на восток,— сказал капитан Агнарас по обыкновению мрачно и решительно. «Конечно, идиот! Так и задумано...»
Они скакали уже несколько дней — он сам, его капитан, его чародей и еще одиннадцать кидрухилей. Они по-прежнему называли это «охотой», но все — кроме, может быть, адепта Сайка — понимали, что на самом деле охотятся за ними. Сомпас уж и не помнил, когда они в последний раз встречали другие отряды, хотя находились где-то рядом с ними. Всадники мчались по складчатым предгорьям Бетмуллы, хотя леса стали непролазными, как у Хетантских гор. Солнце клонилось к западу, тепло и свет рассеивались. Кони рысили по мягкой лесной пыли. Сгущавшиеся тени как будто скулили от ужаса.
Сомпас запаниковал. Он понял, что скюльвенд ускользает от него, и разделил поисковые партии на мелкие отряды. Надо закинуть, как он сказал себе, более густую сеть. События стали выходить из-под контроля, когда на тропе под копытами своих коней они увидели мертвые и оскверненные тела кидрухилей. Сомпас послал рыцарей собирать рассеянные отряды, но ни один из них не вернулся. Ощущение опасности усиливалось, как расползается гангренозная сыпь, если ее расчесать. Затем однажды утром — он уже не помнил, сколько дней прошло,— они проснулись и почувствовали беглецами самих себя.
Но откуда он мог знать?
Нет. Нет. Демоны не могут быть частью сделки, даже если это Сайк.
— Мы забрались слишком далеко,— повторил закаленный капитан, вглядываясь во мрак, набухавший среди высоких кедров.— Священное воинство наверняка близко... они или фаним.
По словам Агнараса, они уже выехали из Ксераша.
«Святой Амотеу,— подумал Сомпас— Святая земля...»
Воины сделали вид, что не заметили его странного смеха. Только Оурас с отвращением фыркнул. Адепт — один из этих бледных нахальных типов — перестал скрывать презрение несколько дней назад,
Сомпас гнал коня и чувствовал всеобщее нетерпение. Пригибаясь в седлах, они проехали свободным строем под густыми кронами с низко стелющимися ветвями. Под копытами лошадей хрустели шишки. Горькиц запах смолы висел в воздухе. Солнце село, и с каждым мгновением очертания чащи размывались, словно между стволами развесили черную кисею. Наверное, решил Сомпас, это лес Хебана, как его называли в дни «Трактата». Но поскольку Храм был для него лишь поводом для попоек и политических игр, он не помнил того, что говорилось об этих краях в Писании.
Без предупреждения и без разрешения капитан Агнарас приказал остановиться. Они выехали на широкую просеку под древними кедрами — такими огромными, каких генерал никогда рань* ше не видел.
Усталые всадники молча спешились и занялись обычными делами. Никто не осмелился посмотреть на Сомпаса.
Коней накормили, зажгли костры, растянули навесы. Вскоре тьма стала почти непроглядной, и дым поднимался к небесам, теряясь в кронах нависших над лагерем кедров. Сидя на горбатом корне, генерал мог только смотреть вокруг, рассеянно теребя полу своего синего плаща.
Сказать было почти нечего.
Когда чародей отошел облегчиться, Сомпас последовал за ним. Он не хотел этого, но все происходило само собой. «У меня нет выбора!»
Они стояли рядом в кустах вне круга света от костров.
— Это катастрофа,— резко произнес адепт и глянул на Сомпаса искоса, как обычно делают мужчины, когда мочатся.— Полная катастрофа. Не сомневайтесь, генерал, все будет отражено в офиц...
Словно по собственной воле, клинок поднялся и опустился, даже не сверкнув.
Непослушный кинжал.
Сомпас вытер лезвие о штанину на дергающейся ноге адепта, затем вернулся к своим людям. К своим прославленным кидрухи-лям, сидевшим у костра. Им он мог доверять, а вот чародею...
У него не осталось выбора. Это должно было случиться.
На кону стояла не только его собственная шкура, но и весь род. Нельзя допустить, чтобы какая-то неудача — поскольку это лишь неудача, не более,— уничтожила род Биакси. Конфас убьет их без малейших колебаний и угрызений совести. Единственная надежда на спасение, понимал Сомпас, это увидеть труп Конфаса. Найти Священное воинство, броситься к ногам Воина-Пророка, просить о милости и... рассказать ему все.
А когда Икурей будут уничтожены — кто знает? — возможно, Биакси найдут путь к трону. Император, выступивший против единоверцев вместе с фаним? Чем больше Сомпас размышлял, тем сильнее убеждался, что честь и справедливость толкают его именно на эту дорогу. У него нет выбора...
Удивляясь собственному спокойствию, Сомпас устроился рядом с Агнарасом, в одиночестве сидевшим у офицерского костра. Тот старался не смотреть на генерала.
— Где Оурас? — спросил Сомпас, словно отсутствие этого глупца его встревожило.
— Кто его знает? — ответил капитан.— Пошел в лес по нужде. В его интонации звучало: «Да кому он нужен?» От этого Сом-пасу стало легче.
Сидя на походном стуле, генерал сцепил руки, чтобы капитан не заметил их дрожи в отблесках пламени. Агнарас мог понять его слабость, а это гораздо опаснее, чем простое презрение,— по крайней мере, для Сомпаса. Генерал посмотрел в сторону другого костра. Там собрались остальные воины, и некоторые тут же отвели глаза, чтобы не встретиться взглядом с генералом. Они были слишком молчаливы, а их лица, очерченные пламенем, слишком непроницаемы. Внезапно он почувствовал: они ждут...
Ждут случая перерезать ему глотку.
