Руанцы поняли, что сегодня штурма не будет, и расслабились. Часть их покинула крепостные стены и башни, ушла заниматься ежедневными делами. Наверняка их гонец уже добрался до Парижа и сообщил о нападении графу. Понятия не имею, кто сейчас правит этой территорией, но кто-то должен. Доходное место пустым не бывает. Наверняка горожане ждут возвращения гонца и прибытия подкрепления, а потом и самого графа с большим войском, который прогонит проклятых викингов. Непонятно, правда, почему он не сделал это в предыдущие два налета.
Эти мысли навели меня на другие. Если руанцы не ждут сегодня нападения со стороны суши, то со стороны реки уж точно не должно быть усиленных дозоров. Они еще не вошли в боевой ритм, поэтому расслабленные, ожидающие, что случится невероятное – и беда минует их. Только завтра, после первого штурма, поймут, что все очень серьезно, хотя, уверен, и дальше будут надеяться на чудесное избавление.
- Есть у меня идея, как захватить город по-быстрому и с малыми потерями, - сказал я Хасколду Леворульному.
Сэконунг сперва хмыкнул недоверчиво, потом вспомнил, что я тот еще фрукт с кучей оболочек и тайников, и предложил:
- Пойдем к Священнику.
Великий конунг, потерявший и у данов, и у франков обязательную к такому титулу земельную собственность, сидел на расстеленных на земле шкурах и пил вино в компании своих соратников-ярлов, которые были старше него. На вид Рёрику Священнику немного за тридцать. Чуть длиннее и полнее меня. Волосы темно-русые. Лицо не такое костлявое, как у многих скандинавов, но подбородок, вроде бы, массивный. Точно сказать не могу, потому что скрывает длинная борода, раздвоенная внизу. Может быть, потому, что пьян, взгляд насмешлив и проницателен, словно бы говорящей: «Вижу тебя насквозь!», что не лишено основания, ведь великий конунг, по слухам, хорошо разбирается в людях. Любой викинг может запросто, без приглашения придти в гости к своему командиру и занять свободное место за пиршеским столом, однако делают так только слишком уж пьяные. Остальные беспокоят, если есть уважительная причина. У нас с Хасколдом Леворульным такая была, поэтому, не тушуясь, расселись на шкурах. Я – на пятках, чем поразил конунга и ярлов, наверное, больше, чем победой над Халли Бледным. Тут же мальчик-раб, скорее всего, фриз, поставил перед нами бронзовые шестиугольные чащи с выгравированным на боках, замысловатым, зверино-растительным узором, из-за чего напомнили мне скифские. Второй мальчик-раб, скорее всего, франк, налил нам белого вина из пузатого бронзового кувшина емкостью литров семь. Закусывали печеным мясом, которое лежало горками на трех больших деревянных блюдах. Каждый брал рукой или накалывал ножом понравившийся кусок. Это, конечно, не шашлык, но горячее мясо невкусным не бывает.
Никто ничего у нас не спрашивал, поэтому, дожевав солидный кусман телятины, я сказал:
- Франки не ждут нападения со стороны реки. Дозоры там будут немногочисленные. Если ночью небольшим отрядом тихо подойти с лестницами, то можно успеть подняться на стены до того, как поднимут тревогу, - и добавил после короткой паузы: - Или не успеть, и тогда придется утром штурмовать с суши.
Ярлы, как по команде, посмотрели на великого конунга. Моя идея их явно заинтересовала. И Рерика Священника тоже, потому что улыбнулся еле заметно.
Понятия не имею, откуда он знал правило «Инициатива наказуема исполнением», но произнес:
- Вот ты, Хасколд, и попробуешь со своими людьми, а остальные будут наготове.
- Только чтобы франки не заметили никаких приготовлений, - потребовал я.
- Не заметят! – пообещал великий конунг весело, потому что, наверное, проникся моей идеей и, как положено командиру, присвоил ее.
11
Что-то мне везет на туманы в этих краях. Накрыло с вечера, причем так плотно, что видимость упала метров до пяти, а ночью и вовсе стала нулевая. Сразу вспомнился радиолокатор, и как я неподалеку от этих мест лихо вел по нему судно в Антверпен. Тогда я думал, что жизнь подходит к концу, и провести остаток ее в комфортной бельгийской тюрьме – не самый худший вариант, поэтому не боялся выскочить на берег или врезаться в другое плавсредство. Сейчас я иду по берегу Сены впереди цепочки из четырех десятков воинов. На спине у меня закреплена сабля. Щит не брал, потому что тяжелый и звонкий, особенно, когда ударяется о камень. Последнее особо нежелательно. Надеюсь раздобыть трофейный до того, как начнется месилово. В небольшой стычке буду блокировать удары врагов саблей и кинжалом.
Сразу за мной шагают три тройки, несущие по лестнице каждая. Стараемся ступать бесшумно, но камни скрипят под сапогами. Иногда кто-нибудь спотыкается, но пока никто не упал.
Предположив, что уже миновал угловую башню, поворачиваю и начинаю подниматься по склону холма. Он покатый – хоть что-то создает меньше проблем, чем ожидалось. Стена холодная и влажная, наверное, скользкая. Я останавливаюсь. Чуть не зацепив меня лестницей, замирает и первая тройка викингов. Идет цепная реакция налетов на шедших впереди и резко остановившихся, слышится тихая ругань. Я молча направляю первую тройку к стене и показываю, где прислонить лестницу. Затем подвожу еще две тройки и подталкиваю следовавших за ними викингов к лестницам: к первой-второй-третьей, к первой-второй третьей… Последнего разворачиваю и, несмотря на его недовольное бурчание, отправляю к берегу реки, чтобы привел сюда второй отряд. Сам подхожу к центральной лестнице и быстро поднимаюсь по ней. Несмотря на то, что мокрые, скользкие перекладины сильно шатаются, абсолютно не боясь упасть. Наверное, потому, что не вижу землю и не могу представить, как буду лететь до нее и какой частью тела шмякнусь.
Сторожевой ход широкий, и весь отряд собрался на небольшой части его. Сидят на корточках, как я приказывал, хотя ни из города, ни из башен нас не видно. По крайней мере, я не вижу ни башен, ни домов. Только слышу, как где-то неподалеку гавкает собака. Сбрехнет пару раз, замолкнет, прислушается... Если бы заливалась без остановки, может, и привлекла бы внимание защитников города, а так никто не обращает на нее внимание.
- Расходимся, как уговаривались, - шепотом приказываю я.
Одна половина под командованием Хасколда Леворульного идет к надвратной башне, вторая под моим – к угловой. Я шагаю впереди, держа саблю в руке. Думал, что преодолеть придется всего метров двадцать, но оказалось, что больше. Значит, поднялись мы на стену ближе к воротам. Что и подтвердил шум с той стороны. Викинги под командованием Хасколда ворвались в надвратную башню с криками, хотя предупреждал их, что действовать надо тихо. Когда орешь, становится не так страшно.
К угловой башне я вошел как раз в тот момент, когда снизу по крутой деревянной лестнице поднялся кто-то, держа над головой факел, только начавший разгораться. Света от него хватило, чтобы я увидел прислоненные к стенам по обе стороны от лаза овальные и круглые щиты и копья длиной метр восемьдесят. Нес факел бородатый мужчина в кожаном шлеме, напоминающем шапку-треух, и куртке с двумя железными выпуклыми кругами на груди, напоминающими женские сиськи. Лицо было заспанное. Видимо, шум в надвратной башне разбудил, не дал спокойно дослужить до рассвета. Я подождал, когда он перешагнет с лестницы на деревянный пол этого яруса, и вошел в башню. Сказать, что руанский стражник испугался, увидев меня – ничего не сказать. Наверное, так смотрят на материализовавшееся привидение. Умение мгновенно оценивать ситуацию, принимать правильное решение и действовать – главные факторы естественного отбора. У этого придурка были проблемы, как минимум, по первым двум пунктам. Я срубил его коротким косым ударом еще до того, как руанец решил, нападать или убегать, и успел лишь выдохнуть жалобное «Нет!». Да, уважаемый, да. Таким, как ты, незачем сейчас иметь потомство. Все равно не выживет.
- Что там такое? – послышалось снизу, и в проеме показалась голова второго стражника в таком же кожаном шлеме.
