всё понимающий Кот с сожалением кивнул.
– Котейка, это не по мне, – Водяница с грустью посмотрела на спутника. – Я пошла, – и медленно растеклась лужицей, которая тут же впиталась в сухую тропу.
Баюн вздохнул, он уже привык к озорной девчонке, в тайне надеялся, что она покажет ему путь до владений своего родителя, но отпустил её без грусти в сердце.
– Ушла, словно вода сквозь пальцы.
Воин улыбнулся, взгромоздил недвижного пастуха на плечи и лёгкой походкой двинулся к частоколу, на котором его уже явно заметили. Шел не спеша, оглядываясь и приглядываясь. Сколько таких поселений осталось за его спиной – не счесть. Баюн понимал, что сейчас на вышедшего из леса незнакомца смотрят десятки, если не сотни глаз. Гадают – почему один, ждут подвоха. Лучники теребят оперения, наложенных на тетивы стрел, им неймется – хочется попасть первым, доказав всем свою удаль. Но коли воевода умён – не выстрелят. Радуясь поднимающемуся за спиной рассвету, Кот снял с головы шлем, демонстрируя свои добрые намерения.
Стрела вонзилась в землю за несколько шагов перед ним, когда на окоёме за спиной блеснули первые лучи лежебоки Солнца. Кот остановился, понимая, что это не нелепый промах, а предупреждение: видим, готовы ко всему, не балуй. Баюн выжидающе изучал частокол, башню, над воротами взволнованные глаза в бойницах, слышал отдаленное конское ржание из-за стены, легкое бряцание оружия. Со стороны поселения доносились вкусные манящие запахи, рискнувшие быть первыми разведчиками, но надели ставшие болтунами, наперебой рассказывающие о том, что творится в их доме. Запах свеженадоенного молока заставил изрядно проголодавшегося витязя облизнуться, от шкварчения похлебки, которую явно варили для воинов, готовящихся оборонять родной дом, свело желудок, тонкая струйка кусающегося аромата сушеной рыбы, вынудила глотать слюнки. Были и другие вестники: запах пота, настоянного на решимости, новеньких, буквально вчера сшитых сапог, колодезной воды, заготавливаемой впрок, если придется тушить подожженные избы, – но это всё мало интересовало Кота. Сейчас вестника Макоши манила еда, ни о чём ином думать он не мог.
От мыслей о снеди его отвлек плеск из водоема, который раскинулся чуть правее. Стараясь не дергать головой, Баюн покосился в ту сторону, никого не увидел, но почуял на себе изучающий взгляд. Отнюдь недобрый взгляд. Вновь глянул на частокол, в буравящих его очах воин почувствовал легкую тревогу и томительное ожидание. Витязь не ведал: ощущает на себе ещё один взор – из-за спины, – или ему только мерещится. Быть может, это и был самообман, но Кот искренне надеялся, что Водяница сейчас притаилась между деревцами и наблюдает за происходящим, волнуясь за нового друга. А ещё Баюн всё отчетливее улавливал запах едкой плесени. Смрадом тянуло от неподвижного Ждана.
– Подойди, чего встал, – человек говорил спокойно, с напущенной ленцой, но витязь чуял напряжение в его голосе.
Баюн кивнул и двинулся по пологому склону к воротам, которые скрипнули, дрогнули и наконец поддались, образуя мелкую расщелину между створками.
– Эй, ты! – послышалось сверху, когда Кот уже вступил на линию ворот. Остановился вслушиваясь. Кричащий сидел на стене и был невидим для нежданного гостя. – Осторожнее с нашим старшим пастухом. Ишь, чего удумали: стариков умыкать. В моё время невест, да баранов похищали, а тут такое!
Он продолжил балаболить и дальше, но двигающийся в чреве башни Баюн уже не слышал этого.
– Передай гридням пастуха и идём со мной.
Это было первым, что услышал гость, оказавшись за воротами. Говоривший был крепок, но изрядно потрепан временем.
– Но, Богуслав, нам нужно его расспросить.
– Ты полагаешь, я с этим сам не справлюсь? – кудесник замолк, даря воеводе возможность поразмыслить над услышанным, после чего повернулся и неспешно пошёл прочь, не удосужившись проверить: идёт ли гость за ним, ведал – идёт.
* * *
– Вашей сестры больше нет.
Монотонный голос медленно раскачивающимся набатом возвестил о том, что все Полуночницы и без того знали – незримая связь между призраками была прочной. Каждая из них, а точнее первая и единственная Полуночница, разделенная на множество отражений самой себя, мгновенно поняла о случившемся.
– Вы стали слабее.
Полупрозрачные фигуры, стоявшие по кругу, в центре которого возвышался говорящий, склонили головы. Господин, сжимавший в руке посох с навершием в виде белого черепа, не ждал ответа. Господин любил, когда его слушают, беспрекословно, чётко и в срок выполняют повеления, и терпеть не мог вопросов, заминок или неповиновения.
– Молчите?!
Полуночницы склонились ещё ниже. Горящие багровым глаза, единственное, что можно было разглядеть под черным капюшоном, взглянули на каждую из сестёр, которые вздрагивали при касании тяжёлого взора. Единственное, что останавливало Тёмного перед сиюминутной расправой над провинившимися слугами – это была неиссякшая необходимость в них в грядущем начинании.
– А всё почему? – он с силой ударил посохом об пол, отчего тьма, лежавшая прелой соломой под ногами, вздрогнула, и начала волнами расходиться по залу. – Всё потому, что вы упустили дочь достопочтенного хозяина сих мест.
Ломающий комедию Колдун демонстративно нелепо склонился в сторону трона со спинкой из массивной ракушки, на ступенях к которому, понуро опустив голову, сидел хозяин, а точнее бывший хозяин сих мест. Водяной, одурманенный вездесущей плесенью, явившейся вслед за незваным гостем, и сраженный Силой, таящейся, казалось бы, в тщедушном противнике, ничего не смог противопоставить захватчику, потеряв в скоропалительном бою большую часть подводной армии и свою власть.
Болотный Князь теребил любимый браслет дочери, связанный из её собственных волос, водорослей, жемчуга и нескольких ракушек. Водяница, несмотря на стражу из призраков, сумела сбежать и, как надеялся убитый горем отец, сейчас уже находилась в безопасном месте. Подмогу, которая могла бы прийти на выручку Хозяину Вод, ждать было неоткуда – разрушение единства Сварги для многих отозвалось неприятным эхом.
Поселившуюся в зале тишину разорвали ленивые хлопки крыльев. И в то же мгновение льющийся из высоких окон свет Луны, слепо шарящий по стенам, закрыла собой фигура птицы, нагло порхавшая у окна, а затем усевшаяся на облизанный плесенью подоконник. Угольно-черный ворон зацокал коготками по выщербленному камню, старательно обходя смердящий налёт. Массивная птица, в несколько раз превосходящая в размерах обычного собрата, изучающе оглядела собравшихся, ничуть не смущаясь уставившихся на неё багряных глаз. Глазницы черепа, венчающего посох Колдуна, ожили, налились кровью и плеснули белым пламенем, метя в ворона, который упорхнул из окна за миг до удара.
Чародей ещё некоторое время смотрел на окно, после чего продолжил:
– Несите больше детей!
– Господин, живые учатся противостоять нам.
– Перечить? Мне перечить?
Полуночницы смолкли. Подала голос одна из сестер:
– Дай нас Силу сражаться с живыми.
Череп на посохе повернулся в
