И плохо, вздохнул Валерий, что степняки не признают «ежей». Стальные колючки в траве, ранящие ноги коням – лучшая защита от наступающей конницы, а что подлая… На войне как на войне. Но предложить такое Волкам – потерять их уважение сразу и навсегда. Здесь будет честный бой – если, конечно, можно назвать бой честным, когда нападающих вчетверо больше. Зато место для драки Совы и Волки выбрали с умом: с трех сторон – крутые склоны холма, с четвертой – обрыв. Отступать некуда, зато стоять до последнего – самое то. Если, конечно, ордынцы все-таки полезут на них, а не обойдут обрывы и не двинутся дальше в поисках более легкой добычи. Сам Лерка не рискнул бы атаковать такую позицию конницей в лоб, как обычно делает Орда… Но если у нападающих хватит ума с недельку подержать засевших на холме в напряжении – да без воды, да под палящим солнцем, – а затем спешиться…
Валерий так и не сказал невесте, что наговор переноса для двоих у него с собой. И сам постарался забыть. Многое отдал бы за спасение зеленоглазой степнячки, но дезертирством жизнь покупать – нет уж.
Саглара встала, потянулась:
– Пойдем. Сейчас вождь боевые чары плести будет.
Дымили на вершине холма два длинных костра, и цепочка воинов текла меж ними, свиваясь водоворотом с одного края и растекаясь ручейками с другого. Плыл над головами запах сгоревших трав и конского волоса, раскаленного железа. Вряд ли боевые чары степняков так уж хороши, думал принц, иначе давно бы их переняли для королевской армии. Но и Волки, и Совы верят в их мощь, а значит, им – поможет. Правда, у ордынцев тоже есть магознатцы и в их лагере готовят сейчас воинов к бою. Валерий и Саглара прошли между кострами рука об руку; жар и чад толкнулись в голову, пробежались огнем по жилам.
– Я рад, что успел, – сказал невесте Лерка. Саглара молча сжала его ладонь.
Вопреки ожиданию, утро началось не с атаки. Орда прислала парламентера. Молодой воин осадил коня у подножия холма, сверкнули вплетенные в косы золотые солнечные амулеты. Крикнул:
– Кто будет говорить с посланцем великого Тенгира, сына Солнца?
Если не врет, подумал Лерка, если и впрямь за набегом стоит верховный вождь Орды – значит, та тьма конных воинов, что заполонила степь под холмом – лишь малая часть. То же самое творится сейчас у всех кочевий, живущих под рукой короля Двенадцати Земель. Цена неудачных переговоров, гордыни южных князей и, возможно, предательства.
Рядом возник Фарги, уже в человечьем облике. Тронул Лерку за плечо:
– Отец тебя зовет. С ними пойдешь.
К парламентеру спустились втроем. Взгляд ордынца скользнул по двум вождям, остановился на северянине – и метнулся к холму. Вот зачем позвал вождь на переговоры будущего родича: показать ордынцам, что за степняков будут драться солдаты Егория! Дельно.
Волк усмехнулся. Спросил:
– Что забыл ваш Тенгир на чужой земле?
– Великий вождь предлагает своим братьям водить людей под его рукой, – возгласил ордынец. – Северный король недостоин дружбы воинов Степи, он не дарит им подвигов и славы, не дарит богатой добычи. Он превратил воинов в пастухов!
– Это все? – буркнул вождь. – Всадники Тенгира проделали долгий путь лишь для того, чтобы предложить нам долю в их добыче?
– Назовитесь младшими вождями под рукой великого, и доля ваша будет завидна. Если же северный король превратил вас в трусов, то место ваше – у ног тех, кто не забыл вкус вражеской крови!
Принц Валерий с трудом удержал резкий ответ: он здесь младший, его дело в бою вперед лезть, а не в переговорах. А ордынец, глядя ему в лицо, добавил нагло:
– Если воины северного короля не захотят умирать бесславно, великий вождь примет и их службу. Те же, кто захвачен будет в бою, станут рабами в палатках наших женщин. Будут носить им воду и мыть бараньи кишки, а нерадивых станут подгонять плетью.
Лерка снова смолчал; два вождя переглянулись, и Волк ответил за всех:
– Твой вождь хочет слишком многого, и речи его слишком надменны. Пусть он докажет делом, что может приказывать свободным.
– Ты пожалеешь о своих словах, – выплюнул ордынец. Развернул коня, не дожидаясь ответа.
– Сопляк, – бросил вслед вождь.
Валерий едва успел вернуться к Сагларе и подхватить лук. На холм обрушились ордынские стрелы; одна из них бессильно клюнула траву рядом с девушкой, и степнячка презрительно рассмеялась:
– Они, верно, решили, что своих стрел у нас не хватит для доброго боя?
И впрямь, расстояние было слишком далеко не только для прицельной, но и для навесной стрельбы. Ладно бы еще сверху вниз! Лерка подобрал стрелу, усмехнулся:
– Вернем.
Ответный залп вышел куда более удачным. Вряд ли он выбил так уж много ордынцев, но отойти заставил.
Лерка достал «близкий глаз». Нашел давешнего переговорщика: похоже, молодой предводитель доказывал что-то своим сотникам, а те не соглашались. Принц огляделся:
– Лара, где вождь? Там что-то такое делается, надо бы ему глянуть.
– Дай мне.
Саглара перехватила амулет, вгляделась. Вскочила:
– Ты прав, идем! – Объяснила на бегу: – Решают, что делать. Одни честного боя хотят, другие, умные, понимают, что нас здесь честно не взять…
Вождь, поглядев, с девушкой согласился. Объяснил принцу:
– Им на нас верхами идти – смерть верная, отобьемся. Коней бросить, так драться – позор. Обложить и ждать, пока сами сдадимся, как у вас на севере водится – того хуже. Остается хитростью брать. Только слыхал я, что Тенгир хитрецов не жалует. – Волк оскалился в злой усмешке. – Оставишь мне пока эту штуку, северянин?
– Конечно. – Лерка, прикрыв глаза ладонью, вглядывался в гущу врагов. – Что это они там, дерутся?!
– Видно, кто-то отступить предложил, – кивнул вождь. – Одним умным трусом меньше.
А умный трус, вспомнил Валерий степное присловье, опасней десятка честных храбрецов.
Впрочем, остальные тоже вряд ли были честными храбрецами: покружив вокруг холмов, ордынский отряд оттянулся за пределы видимости.
– Думают: мы решим, что они ушли, – выплюнул вождь. С помощью Леркиного амулета можно было разглядеть сторожащих вдали всадников.
Степняки остались на холме, только скот и коней отогнали на ручей. Ночью разведчики Волков кружили в окрестностях, охраняли лагерь от внезапного нападения; переливчатый вой то и дело вырывал Валерия из тревожного, неглубокого сна.
Следующие четыре дня изменений не принесли. Странная осада выматывала людей, но оба вождя держали своих крепко. Тенгирову прихвостню первому надоест ждать, говорили они. Сопляк побоится уйти с позором, с пустыми руками. Тенгир глуп, что ставит таких командовать.
Так и вышло. Утром пятого дня к подножию холма примчался всадник, и за его спиной маячили Тенгировы сотни. Ордынец горячил коня, кричал громко, чтобы слышали свои и чужие:
