— Само собой, — пожал плечами тот. — Что стряслось? Ведешь себя так, будто увидел чуть ли не кого-то из богов.
— Ты мне льстишь, — оставив девицу чуть позади, разбитной юнец подошел уже почти вплотную и слышал последние слова. — Какой из меня бог. Так, скромный посланец, явившийся с доброй вестью.
— С какой вестью, что ты мелешь, — насупился Лоот.
— С такой, о телец, что по ущелью сюда с минуты на минуту подойдет армия во главе с Зевуаром.
— Че-го? — выпалили разом все три командира.
— Что слышали, — грубовато ответил Мекит. — Зевуар ведет армию вам на подмогу. И в этом, между прочим, есть толика моих стараний. Будьте вы неладны. Эй! Что ж вы стоите столбами! Ну хоть глоточек вина, а? Мы мчались сюда впереди лошадей, с ночи в горле сухо.
— Будет тебе глоточек, — пришедший наконец в себя Рикатс ухватил Мекита за локоть и повлек к ближайшему двору. Девица тенью двинулась следом, за ней потянулись Михашир и Лоот.
Рикатс обернулся к военачальникам:
— Допрошу его один. Занимайтесь своими делами.
— Сколько угодно! — фыркнул Лоот. — Зевуар ведет армию. Чудно! Нам от этого полегчает?
Развернувшись, Лоот и Михашир ушли, и только девушка, как ни в чем не бывало, продолжила путь за своим кавалером.
Восточная граница Земли тельцов, город Арисса. Второй день Арисской ярмарки.
Как же случилось, что Кинжал сумел совершить столь великие деяния, самым сложным из которых было, пожалуй, сохранение собственной жизни? Ведь мы оставили его в ситуации, которую весьма снисходительно можно именовать критической. Один против целой армии, настроенной более чем недружелюбно.
Мекит, избрав опасное ремесло вора, не планировал жить вечно, но и безропотно отходить в Тень Зодиака не собирался. Сейчас, вглядываясь в суровые, насупленные или полные ярости лица, читая в каждом из них свой смертный приговор, он пытался измыслить план спасения. Хоть какой-нибудь, самый безумный, но дающий шанс выжить, пусть даже ничтожный. Увы. Мекит был ловким малым, поумнее и посмелее многих и многих, но сказочным героем, способным в одиночку справиться с целым войском, он не был. Да и сказочный герой, окажись он в столь незавидном положении, вполне мог спасовать. Стоящие кругом люди не шутили и руки на оружие держали отнюдь не символически. Любое резкое движение Мекита неминуемо закончилось бы его смертью, оставалось только гадать, что ее принесет: стрела, меч, булава либо что-то еще. Все зависело от того, кто окажется самым расторопным.
Нельзя сказать, чтобы Кинжала так уж занимал этот вопрос. Смерть всегда смерть. В конце концов, убедившись в безвыходности положения, он решил, что наихудшим выходом будет попасть в руки палачей. Продление своей жизни такой ценой Кинжал счел глупым и никчемным. Подивившись немного холодности и спокойствию собственных мыслей, он собрался просто ринуться напролом сквозь строй врагов. В таком случае они просто вынуждены будут его убить…
Мекит уже напряг мышцы для последнего в своей жизни резкого движения, как был остановлен звуком голоса знакомого и чарующего.
— Что здесь происходит? — с невинным любопытством спросила протиснувшаяся к эпицентру событий Юмила. — Что-то интересное?
Кинжал восхищенно оглядел ее статную фигуру, поблескивающие в свете луны черные волны волос и широко распахнутые глаза… Глаза, которые смотрели прямо на него, пристально и неотрывно. Мекит отложил ненадолго осуществление своего фатального плана. Раз уж боги позволили ему еще несколько мгновений полюбоваться прекрасной женщиной, будет просто нечестно отказываться от такого подарка.
— Ничего особенного, Юмила, иди в палатку, — раздраженно, но с некоторой осторожностью сказал Званцо.
Юмила картинно надула губки и подошла к коротышке вплотную, глядя на него сверху вниз.
— Милый, — сказала она, и волна отвращения прокатилась по телу Кинжала, окатив и душу. Он понял, что представляла собой та, что так бесцеремонно проникла в его сердце.
То есть, если как следует задуматься, он мог бы прийти к такому выводу и самостоятельно. Что еще, во имя Двенадцати богов, могла делать девушка — да к тому же столь привлекательная — в армии? Сказки о прекрасных воительницах, сражающихся наравне с мужчинами, вызывали у него недоверчивую ухмылку даже в детстве.
Значит, Юмила могла скрашивать одиночество ночи либо каждому, кто имел пару лишних дзангов, либо кому-то одному — из числа первых людей армии.
Да, но Званцо, Званцо!.. Этот Нерожденный! — При этой мысли Мекит ощутил внезапный приступ смущения и какого-то неясного чувства вины. — Этот мерзавец, этот подонок, этот отвратительный змееныш! — с изрядной поспешностью скорректировал он направление своего негодования.
Все это промелькнуло в голове Кинжала так быстро, что на авансцене ситуация успела измениться весьма незначительно. Юмила только обвила руками шею Званцо и наклонилась к его лицу.
— Милый, ты что-то скрываешь от меня, — тоном маленькой обиженной девочки произнесла она. — Мне же ску-у-учно!
Прозвучало это безумно неестественно. Юмила играла какую-то роль и играла довольно неумело. Зачем ей это понадобилось и что она задумала, Кинжал понять не мог, но сам факт дешевого представления был для него абсолютно очевиден. А раз так, стоило ли удивляться, что и Званцо насторожился.
— Юмила, — начал он, но продолжить не успел.
С кошачьей ловкостью девушка оказалась у него за спиной, продолжая обвивать шею руками. Только в одной руке непостижимым образом оказалось нечто тонкое, чуть длиннее ладони. И это нечто было крепко прижато к щеке Званцо.
Всмотревшись — благо луна словно из любопытства нависла совсем низко над лагерем — Мекит опознал в этом шипе отравленную стрелу от духовой трубки. Варварское оружие, популярное в восточных землях. Несомненно, Званцо тоже ее узнал. Очень возможно, ему самому приходилось пользоваться духовой трубкой и видеть жуткие мучения, в которых умирали жертвы.
— О… осторожно, — чуть слышно прохрипел он, боясь не только пошевелиться, но и громко говорить. — Что это значит?
Двигаясь плавно и аккуратно, Юмила вместе со своим пленником повернулась в сторону, чтобы дать возможность всем зрителям в полной мере оценить расклад сил. Судя по неподвижно застывшим фигурам, опешившим лицам и широко раскрытым ртам, все всё видели, но никто ничего не понимал. Впрочем, и Кинжал в этом вопросе недалеко ушел от остальных.
— А это значит, милый, — на сей раз в это слово было вложено столько язвительности, что на душе Мекита стало тепло, — это значит, что мы с тобой сейчас вот так тихонечко постоим… ну, скажем, дюжину минут. И, разумеется, все твои доблестные воины составят нам компанию. А ты, — Юмила стрельнула взглядом в Кинжала, — я надеюсь, бегаешь быстро.
