Значит, Гунналуг способен на многое. Но главное, чтобы он был способен на многое в нужный, самый критический момент. Был способен, например, на те же два дня увеличить путь Ансгара, если мальчишка все же прорвется сквозь выставленные заслоны. Более того, Торольф с удовольствием подарил бы Ансгару два дня из собственной жизни, чтобы тот на эти дни опоздал с возвращением. А если туда же приплюсовать по два дня из жизни каждого, кто плывет с ними, каждого воина, гребца, кормчих и даже пленников, то срок получится такой, что Ансгару только через пару лет суждено было бы увидеть родные берега. Этот вариант Торольфа устроил бы. Но, к сожалению, так далеко могущество Гунналуга не распространялось…
* * *
Под кормой, имеющей небольшой настил, напоминающий палубу, чтобы кормчему было где устроиться со своим тяжелым и длинным веслом и откуда можно было хорошо смотреть вперед, колдун, как обычно в этом походе, и оборудовал себе место, отгородившись от остальной лодки тяжелым пологом из льняной парусной ткани. Так ему самому было удобнее, чтобы никто не отвлекал от занятий, а гребцам и воинам в лодке спокойнее, потому что мало кто мог равнодушно выдержать пронзительный взгляд Гунналуга. Даже если он просто так смотрел, думая о чем-то постороннем, гребцы, считая, что он за ними наблюдает, начинали терять ритм, а воины отгораживались щитом, который приходилось снимать с борта драккара, где все щиты обычно вывешивались над весельными окнами.
В этом тесном закутке ярл Торольф Одноглазый и нашел колдуна. Перед Гунналугом опять горел светильник в металлической чаше на треноге, а сам он полулежал на излюбленной своей медвежьей шкуре и рукой придерживал перед собой раскрытую книгу. Остальные книги, как обычно, пять штук, лежали чуть в стороне.
– Я не помешал тебе? – спросил ярл.
– При всей тесноте моего временного обиталища место для тебя тоже найдется. Если еще кто-то пожелает войти, он уже будет лишним. Хотя я очень сомневаюсь, что такой найдется среди твоих воинов… Кто-то сторонний по надобности, это еще могло бы быть, но не твои…
– Сторонних для тебя в море пока не выловили. А мои воины тебя, мягко говоря, слегка опасаются… Говорят, что ты больно кусаешься…
Одноглазый позволил себе пошутить. Колдун шутку воспринял, но ответил вполне серьезно, и сам тоже позволил полусерьезную шутку:
– И правильно делают. Страх – это самая сильная подкормка для голодного могущества. Их страх питает мою власть и восстанавливает мои силы, если я почему-то не могу восстановить их другим способом. Вот хорошо бы было, если бы и ты, ярл, меня раза в три сильнее боялся. И пусть это воочию увидели бы твои воины… Тогда я, в самом деле, стал бы заметно сильнее…
– Ты опять не можешь восстановить силы? – спросил Торольф с откровенным сожалением.
– Даже ты, к сожалению, тоже иногда бываешь прав… Полностью не получается. Я слишком много делаю и постоянно трачу силы. А любая трата требует компенсации, которую я не получаю. Иногда даже не понимаю, почему, хотя должен был бы получить…
– Опять кто-то мешает?
– И не просто мешает… Кто-то старательно вытягивает из меня остатки сил… Изворотливо, со знанием дела, с умением прятать концы… И приходится иногда полог отодвинуть, чтобы посмотреть на гребцов и воинов. Они боятся, и я хотя бы чуть-чуть восстанавливаюсь… Хорошо, что они рядом…
– Может, все-таки ведьма?
– Я старательно делал сеть. Ведьма не в состоянии что-то совершить под ней. Это гарантированно и сомнению не подлежит.
– А я так же старательно, как ты сеть делал, смотрел и не увидел никакой сети. Может, конечно, ее только двумя глазами узришь, но.
– И не увидишь ни двумя, ни одним. Мои сети невидимы. Но эта сеть запечатана печатью великого Аполлония[68], и она не пропустит через себя никакое заклятье или заговор.
– Я рад за тебя. А кто такой этот Аполлоний?
– О-о-о… – колдун усмехнулся простоте и наивности вопроса. – Аполлоний – это один из последних великих магов нашей прародины, знаниями которой я живу. Эллины даже считали его своим богом. Он – один из авторов моих книг…
– Но ты сам говорил, что без последней книги ты бессилен…
– Не путай мачту с веслом, моряк!.. Я бессилен только перед теми, кто имеет все книги. А таких людей на земле почти не осталось. Я, по крайней мере, сумел только одну нить отследить. В ближайшем пространстве все семь книг есть у друида Мерлина[69]. Были все семь книг у славян, но они рассеялись по разным волхвам и ведуньям, по разным славянским племенам. Каждый искал в них то, в чем имел потребу. Скрижали переходили из рук в руки и даже в некоторых поколениях оставались невостребованными. Мне нужна только последняя книга. И ты сжег ее…
– Давай будем честны хотя бы сами с собой. Ты сам сжег ее…
– Неправда. Я зажигал лишь Куделькин острог. Стены по углам и ворота, чтобы открыть их. Все остальное сожгли твои воины…
– Им ничего и зажигать не нужно было. Дома сразу загорелись от острога, от пылающих стен. В засуху искры хватит, чтобы все вокруг спалить, а тут еще ветер, который ты поднял. Мои воины совершенно ни при чем, и не надо возводить на них напраслину, – категорично не согласился Одноглазый, опасаясь, видимо, что колдун поставит ему в вину обстоятельства и в результате этого откажется от выполнения собственных серьезных обязательств. – Ты знал, что будет так, и сам шел на это…
– Ладно, – неожиданно миролюбиво согласился Гунналуг, хотя обычно он не слишком любил соглашаться. – Можешь так считать. Тебе это простительно. Но гребцов и воинов ты все же всерьез предупреди, что я сильно злюсь на них. Пусть боятся, пусть трепещут перед моим пологом, и упасть будут готовы, если я из-за полога выгляну. Это поможет мне найти силы, следовательно, поможет тебе добиться собственной цели…
– Это я сделаю, – согласился ярл.
Торольф с отвращением посмотрел своим единственным глазом на милые сердцу Гунналуга книги. На пылью и чуть ли не плесенью покрытые толстые страницы…
* * *
Книг у колдуна было всего шесть, и Гунналуг никогда с ними не расставался. Куда бы ни ехал или плыл, всегда брал их с собой, и даже когда переезжал из Дома Синего Ворона, где жил, пока отсутствовал глава Дома, в свою лежащую рядом черную каменную башню, где проводил большую часть своего времени, или отправлялся ненадолго обратно, книги возил с собой. А с Торольфом Одноглазым колдун уже разговаривал о книгах, когда только собирался в этот набег на дальний острог русов. Он тогда пригласил Одноглазого к себе и объяснял ярлу необходимость набега, который совершить сам, с имеющимися в его распоряжении силами, не мог, поскольку верховный ярл Дома Синего Ворона отправился в далекое плавание вокруг Европы и забрал много испытанных бойцов. Остальные были разбросаны по многим морям и рекам вместе со своими драккарами или оставались на охране самого Дома и его земель, и охрану тоже снять было нельзя, потому что Дом Синего Ворона поддерживал Дом шведских конунгов Свеаландов в борьбе с Домом Еталандов, претендующих на титул, и Еталанды, имеющие множество сильных союзников, всегда могли нагрянуть войной. А время не терпело, и колдун решил воспользоваться помощью ярла Торольфа Одноглазого, сильного норвежского родственника Дома Синего Ворона, которому тоже нужна была поддержка…
– Каждая из книг, – рассказывал тогда Гунналуг ярлу, – когда-то они звались не книгами, а скрижалями – это ступень в познании и в мастерстве магии, и колдовства. Только ступень, и не более, но такая ступень, шагнув на которую и твердо на ней остановившись, человек уже приобретает очень много. Каждая из скрижалей – медленный, многолетний урок. Повторяю, лишь ступень, но невозможно перескочить с одной на другую, миновав ступень посредине, и подниматься по лестнице дальше – все потеряешь, что успел приобрести, едва вздумаешь воспользоваться могущественными заклинаниями. Не станешь колдуном. Разве что, знахарем… Сможешь только мелочью заниматься. Никчемной мелочью. И приходится идти долго и медленно, шаг за шагом все познавая и обучаясь даже тому, чем заниматься никогда не собираешься и что вообще презираешь, но что является составной частью большого магического мастерства.
Первая скрижаль, говоря по правде, почти пустая, и меня только смешит, хотя когда-то я относился к ней всерьез и с великим почтением, да и сейчас, наверное, несмотря на все свое умение, должен отвесить ей вежливый поклон. Все с чего-то начинают. Она учит давать людям любовь или, наоборот, лишать их любви, то есть это профессия женщин, которые подбирают женихов завалявшимся невестам, свое счастье уже проспавшим, но при этом скрижаль никогда не даст любви тебе…
– Почему? – больше для продолжения разговора, чем из любопытства, спросил ярл.
– В этом важный смысл скрижалей. Они исключают корысть… Могущество не имеет права быть корыстным – это однозначно и не подлежит сомнению.
