Кузмин поднес медальон к глазам. Его руки затряслись, когда он прочел выбитую в металле надпись: «Hundjugend/Fedkin».
— Медальона Буханкина у меня нет… — хрипло произнес Вовка и отвернулся.
— Пацаны… вы чего… вправду его… — заикаясь, спросил Прохор.
— Забудь, как страшный сон! — посоветовал Кузьмину Петька. — Если не хочешь неприятностей. Если во взводе узнают…
— Не надо. Я понял, — поник Прохор. — Мир, а пацаны?
— Вовка, как? Простим?
— Если дурить больше не будет! — буркнул Путилов.
— Не буду! Чесслово, не буду!
— Тогда мир!
27.08.1962
Рейхскомиссариат «Украина».
«Псарня» — первый детский
военизированный интернат
для неполноценных.
«Двадцать шестого августа тысяча девятьсот шестьдесят второго года после продолжительных и кровопролитных боев, был взят важный стратегический пункт Сибири — город Чита, — надрывалось радио, мощный рупор которого транслировал передачу на всю территорию школы. — Фюрер присвоил этому знаменательному дню статус национального германского праздника…».
После обеда директор школы приказал выстроить на плацу весь личный состав «Псарни».
— Курсанты! — теперь вместо рупора надрывался Нойман. — В этот знаменательный день торжества немецкого духа, оружия и военного искусства руководство школы решило поощрить особо отличившихся учеников! Вам не дано изведать радость нашей победы, но принять её, как данность, вы в состоянии. И поскольку вы все-таки являетесь, пусть незначительной, но деталью боевой машины вермахта — самые лучшие отправятся завтра в районный центр в увольнение, где смогут весело провести время! Завтра — день большой ярмарки: представление цирка-шапито, демонстрация фильмов, мороженое-пироженное-конфеты и прочие сладости. Заслужившим увольнительную будет вручена достаточная сумма денежного довольствия! До вечерней поверки командирам взводов подать списки кандидатов мне на утверждение! Всем ясно?
— Яволь, герр оберстлёйтнант! — почти слаженно рявкнули псы.
— Если полученный опыт окажется положительным, подобные мероприятия будут проводиться ежемесячно! — подсластил Бургарт пилюлю тем, кто заведомо не попадал в «отличившиеся». — Старайтесь, не жалея сил — и вы окажетесь на месте тех, кто уже завтра будет развлекаться на полную катушку!
— Зиг хайль! Зиг хайль! Зиг хайль! — по команде наставников прокричали курсанты.
— Продолжайте заниматься согласно распорядку! — переждав восторженный клич, закончил распыляться Бургарт. — Разойдись.
— Как думаешь, Вовка, — взбудоражено произнес Петька, когда выдалась свободная минутка, — попадем мы в этот список?
— На увольнение?
— Угу, — кивнул Незнанский, — страсть, как на фильму сходить охота! Да и в шапито я не разу не был!
— А я мороженое ни разу не пробовал, — признался другу Вовка. — Вот шоколада, наверное, целый воз слопал, а мороженое… Мне говорили, вкусное… Блин, Петька, — Путилов звонко хлопнул себя ладонью по лбу, — мы же с тобой здесь совсем оскотинились: о подачках фрицевских размечтались! А наши там Читу сдали!
— Пацаны, вы о чем треплетесь? — К друзьям, стоящим в сторонке, подскочил Сашка Чернюк — гефрайтер четвертого отделения. — О завтрашней увольнительной, небось?
— Да вот, прикидываем: сумеем в список попасть, или не светит? — Вовка решил умолчать о Чите.
— Ага, я угадал! — обрадовался Сашка. — Но это было легко — вся «Псарня» только об этом и болтает. Сами как думаете: прорветесь?
— Мне, думаю, не светит, — произнес Вовка. — Слишком часто я в лазарет попадал, — напомнил он приятелям о стычке с Сандлером и схватке с Ланге.
— Да, наверное… — согласился Сашка. — А у меня с немецким не ладится! — грустно сообщил он приятелям. — Только Петька как-то умудряется без залетов…
— Вот он-то за всех нас и погуляет! — рассмеялся Вовка.
— У-у-у, зараза! — с завистью произнес Чернюк. — Кабы знать заранее — так я б навалился… Шпрехал бы ща, не хуже Франца!
— Успеешь еще, Сашка! — фыркнул Путилов. — Нойман же ясно сказал — не последний раз…
— Эх, не везет, так не везет! — расстроился Чернюк. — Столько интересного, а мы тут, в казарме пухнуть будем. Слушайте, пацаны, а из вас кто-нибудь фильму видел?
Перед ужином Вовку отозвал в сторону Сандлер:
— Вот что, Вольф, я тут подумываю, кого в увольнительную отправить можно… Поможешь мне список составить?
— Так вы ж лучше меня знаете, кто по всем предметам успевает.
— Прилежание в дисциплинах, это, конечно, похвально, — не стал спорить Михаэль. — Но можно включить в список еще несколько человек… Так сказать, авансом.
— Чем? — не понял Вовка.
— Ну, поощрить с прицелом на будущее, — разъяснил Сандлер. — Оказать доверие: парни тогда горы своротят, стараться не в пример лучше будут. Есть такие на примете?
— Есть! — выпалил Путилов, памятуя недавний разговор с Сашкой. — Чернюк, например. У него вся заковыка с немецким языком. Но он подналяжет. Могу за него поручиться.
— Согласен, Чернюка включить можно. Еще кого посоветуешь?
— Незнанский…
— Незнанский и без твоей протекции проходит, как Федотов и Пономарь. Гефрайтеров ты отобрал дельных. В общем у тебя есть еще полчаса, подумай: двоих я могу включить в список без особых проблем. Да, тебя я тоже включил…
— Но я же… это…
— Надеюсь, что никаких сюрпризов ты больше не устроишь?
— Никак нет, герр Сандлер!
— Подать-то я списки, подам, но там уж все на усмотрение Ноймана. Подпишет твою увольнительную — развлекайся на здоровье. Но если отклонит, не обессудь — сам виноват.
— Я понял, герр мастер-наставник.
— Свободен. Жду тебя после ужина.
* * *
— Путилофф? — прочитав список курсантов, заслуживших, по мнению Сандлера увольнительную в город, не поверил своим глазам Нойман. — И это после всего, что этот ублюдок натворил?
— Герр оберстлёйтнант, — вкрадчиво произнес Михаэль, — мы ведь уже с вами обсуждали этот вопрос. Вы вынесли решение: не наказывать Путилоффа за стычку с Ланге.
— Я помню, — кивнул начальник школы. — Но не наказывать — это одно, а поощрять — совсем другое дело!
— Но, герр Нойман, — продолжать гнуть свою линию мастер-наставник, — я могу заявить без ложной скромности, на данный момент Путилофф — лучший курсант школы! Отличная успеваемость — преподаватели его хвалят: все ловит на лету! А после того, как Рагимов разрешил ему физические нагрузки, никто не может догнать его на полосе препятствий!
— Да знаю я! — сварливо проворчал Бургарт. — Не слишком ли ты с ним нянчишься, Михаэль?
— Герр оберстлёйтнант, — продолжал напирать Михаэль, — сделайте для него исключение…
— Для него уже и так слишком много исключений!
— Неужели, это так принципиально? Окажите доверие, и он из кожи лезть будет, чтобы его оправдать! Я ручаюсь!
— Ох, Михаэль, черт с тобой! — Бургарт размашисто подписал увольнительную. — Но помни, ты за него в ответе! Я не потерплю еще одного залета!
— Так точно, герр оберстлёйтнант! — обрадовано произнес Михаэль.
* * *
Утром старенький трофейный «ЗиЛ» с кузовом, крытым пятнистым тентом, въехал в расположение «Псарни». Рявкнув разболтанным движком, видавшее виды чудо техники выпустило клуб вонючего сизого дыма и замерло в центре залитого бетоном плаца. Из кабины выбрался пожилой угрюмый водитель в замасленном танковом комбинезоне и деловито принялся пинать ботинком колесные скаты.
Машина пришла! — эта новость распространилась по интернату подобно лесному пожару.
— Все, кто в увольнение — выходи на плац строиться! — скомандовал Сандлер.
Мальчишки наперегонки бросились к выходу из казармы. Их лица сияли. Те же, кого обошла фортуна, провожали счастливчиков завистливыми взглядами. Как же они хотели оказаться на их месте!
— Старайтесь, дурьи головы! — произнес Михаэль, обращаясь к лишенным увеселительной прогулки мальчишкам. — Приложите усилия — и воздастся вам!
— В шеренгу становись! — скомандовал на улице Вовка. — Герр старший мастер-наставник, курсанты, следующие в увольнение, по вашему приказанию построены! — доложил он.
— В общем так, бойцы, — прошелся вдоль строя Сандлер, — чтобы у меня там без фокусов! Думайте, прежде, чем куда-нибудь вляпаться! Вечерний инструктаж все помнят?
— Яволь, герр старший мастер-наставник!
— Сейчас подходим ко мне за денежным довольствием… по одному!!! — рявкнул Михаэль, когда мальчишки дружно ломанулись из строя. — Путилофф! Ко мне!
Вовка подошел к Сандлеру.
— Держи, — мастер-наставник протянул Вовке сложенную вдвое увольнительную, внутри которой лежало несколько разноцветных бумажек. — Увольнительную беречь! — предостерег мальчишку Михаэль. — Следующий.