– У тебя уже есть готовый ученик, – твердо сказал конунг.
– Кто? – уже догадавшись, все же спросил колдун.
– Я…
– Это хорошая мысль. У тебя твердая воля. Это главное. Что касается остальных способностей, то их можно развить. Я буду тебя учить.
– Значит, мы договорились. И я обещаю тебе защиту в своем доме от всех, кто посягнет на твою жизнь. В первую очередь это касается славян. Я не позволю им трогать тебя. Но сразу попрошу у тебя совета…
– Говори.
– Основная ударная сила славян – это их дружины. Но их дружины мало чего стоили бы без стрельцов. Мне нужны такие стрельцы. И я хотел бы оставить у себя десятника стрельцов Велемира. Это он разбил нож на твоей груди…
– Один стрелец не сделает твое войско сильным.
– Он будет учить и готовить для меня других. И потому нужен мне. Я чувствую, что здесь есть какая-то зацепка. Его невеста осталась навсегда волчицей. И чем-то Велемира можно заманить. Чем-то подкупить.
– Нет ничего проще, – задыхаясь, прохрипел Гунналуг и неестественно изогнулся лежа, стараясь выпятить поврежденную грудную клетку.
– Говори… – потребовал Ансгар.
Но боль в груди колдуна, та самая боль, что он загнал во внутренний тупик, этот тупик переполнила и вырвалась наружу. Гунналуг застонал и потерял сознание. Глаза его закрылись. Ансгар сначала испугался, посчитав, что колдун умер, но увидел, как на горле Гунналуга пульсирует маленькая жилка. Значит, это только потеря сознания.
– Отдыхай. Я еще вернусь сегодня. И пришлю слуг, чтобы тебя перенесли в более приличное помещение…
* * *
Но прежде чем пришли слуги, в каморку к Гунналугу, полностью сознание не потерявшему, хотя он и изобразил это, чтобы дать себе время на раздумья, другой гость пожаловал. Колдун только-только пришел в ясное сознание ума и посмотрел на своего визитера даже с испугом. У него были, конечно, причины бояться Велемира.
– Что тебе надо? – с трудом подбирая славянские слова, спросил колдун.
– Ты мою жизнь разбил, как разбился похищенный тобой нож… – мрачно сказал Велемир.
– Ты со мной рассчитался… Я умираю… – рассчитывая на жалость, ответил Гунналуг.
Но Велемир жалости не испытывал. Глаза его светились холодным огнем.
– Тогда перед смертью рассчитайся со мной до конца…
– Что ты хочешь?
– Хочу знать заклинание…
– Какое заклинание?
– Моя любимая навсегда осталась волчицей. Я хочу стать волком. Я хочу бегать вместе с ней по полям и лесам. Я не хочу больше быть человеком… Есть такое заклинание?
– Есть… – сказал колдун. – Только учти, что вы с волкодлачкой заведете себе волчат, а потом что-то случится, и вы сможете снова людьми стать, но ваши дети навсегда останутся волками… Каково-то вам будет?
Он не хотел говорить этих слов, но они сами вырвались. Это была последняя доброта в его душе, которая не могла сопротивляться боли и вышла наружу вместе с ней.
– Все равно… Скажи…
– Я не знаю славянских заклинаний. Я знаю только шведское…
– Говори. Мне все равно. Конечно, если оно сработает…
– Оно сработает… Только его следует правильно прочитать. Без ошибок. Акцент роли играть не будет. В остальном все делается точно так же… Нож втыкаешь в пень, читаешь заклинание, кувыркаешься через нож, и ты волк. Чтобы человеком стать, все в обратном порядке… Нож украдут – ты навсегда волк…
– Говори. Я запомню…
Гунналуг произнес короткое заклинание. Велемир повторил трижды.
– Правильно… – одобрил колдун. – Но уходи быстрее… Я чувствую, что могу сейчас или умереть, или обрести силы для выздоровления… При смерти колдуна присутствовать нельзя, иначе ты сам умрешь вместо меня, а я в твое тело вселюсь…
Это была неправда. Просто Гунналуг боялся, что Велемир в качестве прощания убьет его. Но у десятника стрельцов были свои мысли в голове. Он просто повернулся и вышел из каморки, куда следом за ним вошли слуги Ансгара. Велемир не обратил на них внимания, но сами слуги посмотрели на десятника с вниманием…
* * *
Ансгару принесли кресло отца. С тех пор как умер Кьотви, кресло стояло в его закрытой комнате, и никто не имел права садиться в него. Кресло имело еще и постамент в три ступени, чтобы возвышать конунга над другими. Таким образом, сев в кресло, Ансгар головой почти касался балки перекрытия, связывающей стены большой комнаты. Рядом с креслом, словно всегда сидел именно в таком месте, сразу устроился громадный пес Огнеглаз.
Конунгу уже доложили, что славяне-русы желают утром отправиться в обратный путь и ждут, когда Ансгар разрешит им попрощаться. И кресло вытащили как раз для этого почти торжественного момента. Едва конунг уселся на подложенную медвежью шкуру, как в комнату вошли Овсень с Всеведой, шаман Смеян, причальный Хлюп и маленький нелюдь Извеча.
Конунг приветливо улыбнулся им всем, встал и спустился по ступеням в комнату, чтобы показать особое расположение и свою благодарность русам, которые не только доставили его домой, но и воевали за него, проливая свою и чужую кровь.
– Признаюсь тебе, Овсень, что вы своим желанием быстрее отправиться домой портите мне праздничное настроение. Я с удовольствием задержал бы вас здесь хотя бы на несколько дней. Но я понимаю ваше нетерпение, потому что оно сродни тому нетерпению, что я испытывал, когда мы плыли от городища Огненной Собаки до моего фьорда. И потому задерживать вас не буду, но хочу высказать вам на прощание слова своей благодарности. И помните, что вы всегда будете желанными гостями в моем доме.
– Нам тоже, Ансгар, печально прощаться с тобой, потому что много сердечного тепла было отдано тебе и твоему делу, но родные края зовут нас, и потому мы не можем долго задерживаться, – ответил Овсень. – Мы все благодарны тебе за помощь в освобождении наших пленников. И сами пленники просили выразить тебе слова признательности.
– Я принимаю вашу благодарность, и, совмещенная с моей благодарностью, она порождает дружбу, которая становится крепкой. Вы всегда будете желанными гостями моего Дома и моей страны. Но я не вижу Велемира. Он не желает со мной проститься? Мне показалось, что мы с ним даже сдружились с первой встречи. Где он?
Овсень пожал плечами:
– Он пошел с нами. Но в твоем дворе пропал куда-то. Мы звали, он не откликнулся. Может быть, по какой-то надобности ушел к своим стрельцам…
– Я прощусь с ним отдельно. Обязательно пришли его. И Добряны не вижу. Она не захотела проститься с Огнеглазом?
– И Добряна куда-то пропала… – опять с недоумением сказал сотник. – Мы и ее тоже звали…
– Пусть Велемир с Добряной приходит… Огнеглаз сдружился с ней… Не буду вас больше задерживать… Ах, вот и Добряна, и…
Ансгар не договорил, словно потерял дар речи. В комнату вошла Добряна, но не одна, а с крупным волком, чей оскал никому не обещал хорошего. Впрочем, волк пока не скалился, он только язык высунул, показывая солидные клыки. Но эти клыки говорили о многом.
Волчица с волком стали рядом с Овсенем.
– Что это? Кто это? – спросил Ансгар.
Сотник не нашел, что ответить, только Всеведа вдруг выступила из-за спины мужа и встала перед животными на колени, обняла их за мохнатые шеи и прижала к себе.
– Как ты решился, Велемир… Мне говорил Смеян, что ты заклинание спрашивал. Я поняла для чего. Я запретила ему говорить… Кто же сказал тебе… Как ты решился…
– Велемир? – переспросил Ансгар. – Стрелец Велемир?
Всеведа встала с колен, выпрямилась и повернулась к конунгу:
– Как Добряна стала волчицей, так же и жених ее, Велемир, не пожелал оставить ее и стал волком… Но я не знаю, кто сказал ему заклинание…
– Кто в моем доме мог сказать это? – строго спросил Ансгар, уже зная ответ. – Эй, кто там… Принесите сюда Гунналуга…
Ждать пришлось недолго. К моменту прощания слуги только-только перенесли колдуна из каморки в пристрое в одну из комнат Дома Конунга. Гунналуг был в сознании, хотя дышал тяжело. Но в сидячих женских носилках, оставшихся в доме от матери Ансгара, колдуну было удобнее, чем на козьих шкурах и соломе в пристрое.
– Ты сказал Велемиру заклинание? – строго спросил Ансгар.
– Он очень просил меня. Он не хотел оставить свою любимую в одиночестве. И я сжалился, – колдун говорил с трудом, но вполне внятно. – К несчастью, я не знаю славянских заговоров и смог сказать ему только шведский. А он работает только в нашей земле, в Швеции и в Норвегии. Но Велемир всегда имеет возможность возвращаться в человеческий облик здесь, у нас… И еще… Он слишком быстро ушел… Я не успел сказать ему в дополнение… Тот нож, нож Добряны, разбит его стрелой… Но я, когда поправлюсь, смогу сделать другой нож и попрошу знакомого колдуна, который мне многим обязан, наложить на него заклинание. Правда, он не будет иметь постоянной силы настоящего. Но на день-другой, думаю, в состоянии будет возвращать Добряну в человеческий облик. Заклинание, предупреждаю, тоже шведское и будет работать только в наших землях.
