– Какая же глупая я была, когда рисовала этого гнусного фавна! Я же могла рисовать Ангела-Хранителя, и тогда бы он сейчас не был со мной так строг. И мама моя всегда была в восторге от этих картинок. Могла бы остановить, переубедить меня, но нет! Этот рогатый ей тоже нравился.
Ангел-Хранитель продолжал хранить молчание.
– Я была рабой фавна, но сейчас я хочу стать рабой Ангела, моего Ангела-Хранителя!
– Ты не можешь стать рабой Ангела-Хранителя.
– Почему? Но я хочу стать твоей рабой!
– Ты не можешь стать моей рабой, потому что я – твой друг.
– Но если ты – мой друг, разве ты можешь оставить меня в беде?
– Для этого человеку даётся жизнь, чтобы он понял, чей он друг, и чей он враг. Я всегда был твоим другом, но у тебя были другие друзья.
– Но я же всё поняла! – Маша встала с колен и, обняв ноги Ангела руками, старалась заглянуть ему в глаза. – Я каюсь! Ты слышишь? Я каюсь! Я хочу всё изменить!
Ангелы снова переглянулись, но ничего не сказали.
– Родненький, дружочек мой небесный, если я не могу вернуться с Ваней, умоляю тебя, возьми меня с собой в рай, – Машина искренность смутила Ангела-Хранителя, и его лучезарные глаза наполнились грустью.
– Но я не Бог. Я всего лишь служебный Ангел. Я не могу изменить волю Творца.
От этих слов Маша резко переменилась. Она медленно отошла от своего Ангела, опустила белокурую голову и стала похожа на плакучую иву. Маша начала говорить, и голос её был безнадёжно печален.
– А я так надеялась, что мы с Ваней будем вместе в раю! Я не знаю, что такое рай, но я думаю, что там очень красиво. Я никогда в жизни не видела красивых снов, но мне одна девочка рассказывала, как ей однажды приснился удивительной красоты край. Невысокие холмы там были устланы густым ковром из благоухающих трав. Стройные деревья росли то тут, то там, удивляя взгляд благородной красотой. На земле есть много красивых мест, но та красота была особенная. Лёгкая светящаяся дымка окутывала и землю, и деревья, и воздух. Они как бы светились изнутри и освещали всё вокруг мягким умиротворяющим светом. Этот свет завораживал, успокаивал и наполнял душу радостью. Люди там тоже были красивыми и благородными. Они все были заняты каждый своим делом. Плоды их труда: нарезанные куски сочных арбузов, дынь, целые персики, груши, яблоки, сливы, – были заморожены в глыбах льда, которые стояли на светящихся холмах. Внешне они напоминали холодильники, у которых и дверцы, и крышки, и стенки были изо льда, поэтому всеми этими удивительными фруктами можно было любоваться. Красивые люди знали, как доставать фрукты из ледяных глыб. Они были спокойны и доброжелательны. Этой девочке было очень хорошо с ними. А рай – это и есть то место, в котором хорошо всегда.
Маша медленно опустилась на землю. Она согнула ноги в коленях, обхватила их руками и уткнулась подбородком в колени.
– Только вся эта красота – не для меня. И ничего изменить нельзя. Я виновата во всём сама.
Ваня опустился на землю рядом со своей сестрёнкой, обнял её за плечи одной рукой, а другой стал с нежностью гладить её по голове. Маша время от времени повторяла: «И ничего изменить нельзя. Я виновата во всём сама», а Ваня молча гладил её. Так они просидели какое-то время и не заметили, что Ангел-Хранитель сначала исчез, но потом появился вновь.
– Вы возвращаетесь вместе, – Ангел-Хранитель наклонился и взял Машу на руки. В его руках Машина душа казалась совсем крошкой.
– Дружочек мой небесный! – она хотела обхватить шею Ангела двумя руками, но свет, исходивший от него, сильно слепил её.
– Только ты возвращаешься ненадолго, – услышала Маша, но нисколько не расстроилась. Она была согласна на всё, лишь бы только Ангел-Хранитель не оставил её. – За вашу готовность пожертвовать собой тебе, бессильная душа, даётся отсрочка.
– Благодарю тебя, – Маша хотела поцеловать своего Ангела, но яркий свет заставил её отпрянуть.
– Видишь, ты ещё не готова, – Ангел-Хранитель опустил Машу на землю. – Если ты хочешь попасть в рай, тебе нужно умереть по-другому. Но на этот раз твой друг больше не сможет тебе помочь. Ты должна будешь всё сделать сама.
– Я… согласна... Я постараюсь, – говорила Маша, плохо представляя себе, как она сможет хоть что-нибудь сделать без Вани.
– Запомни этот Свет. Память о нём будет давать тебе силы бороться. А теперь вам пора. Возвращайтесь с Богом!
Ваня открыл глаза. Белые стены, провода и трубочки, тянущиеся от него к каким-то аппаратам, – всё это говорило о том, что он находился на больничной койке. Слегка повернув голову, он увидел на прикроватной тумбочке иконку Ангела-Хранителя с лампадкой, зажжённой перед ней.
«А где же мама? – подумал он и тут же увидел её.
Постаревшая, с глазами, опухшими от слёз, она сидела у его ног и читала Псалтирь.
– Мама, – тихо позвал сын, но мама не услышала его слов.
«Если даже она и слышит мой голос, вряд ли она поверит своим ушам», – подумал Ваня, и ему до боли захотелось прижаться щекой к маминой руке.
– Мамочка, прости меня, – громко, насколько хватило сил, сказал он.
Мама вздрогнула. Она бросила в сторону кровати тревожный взгляд, и её глаза встретились с открытыми глазами сына.
– Мамочка, прости меня, – повторил он ещё раз, так как теперь уже точно знал, что мама его слышит.
Как птица, готовая броситься на коршуна, защищая своего птенца, мама встрепенулась, но тут же упала на колени и зарыдала.
– Господи, благодарю Тебя! – Плечи её вздрагивали от рыданий, а губы продолжали шептать: – Любимый мой, Господи, благодарю тебя! Ангел-Хранитель, благодарю Тебя!
Мама делала поклон за поклоном, не отводя глаз от иконы, и всё повторяла, захлёбываясь слезами:
– Господи, благодарю Тебя! Любимый мой, Господи, благодарю тебя!
Ваня почувствовал, как и по его щеке побежала слеза. Слёз становилось всё больше, больше, и когда их стало столько, что сдерживать их уже было невмоготу, он застонал.
Мама вскочила на ноги и бросилась к сыну:
– Ванечка, сынок, кровиночка моя, успокойся, прошу, тебе нельзя волноваться.
Осторожно, чтобы не задеть провода, она стала покрывать поцелуями его ещё холодный лоб и бледные щёки, солёные от слёз. При этом её рука, видимо, нажала кнопку вызова, и в палату вбежала медсестра.
– Он пришёл в себя! Он ожил! – заливалась слезами мама.
В палате появились люди в белом. Маме дали выпить что-то из стакана. Она пила, не переставая плакать, захлёбываясь успокоительным лекарством. Возле Вани и его аппаратов начали копошиться врачи.
– Мама, а ты знаешь, что с Машей? – Этот вопрос стоил Ване больших усилий, потому что вместе с жизнью к нему возвращалась и боль.
