Элвин пристально всматривался в границы своего мира. В десяти — двадцати милях отсюда находились внешние бастионы города, но на таком расстоянии в деталях они были не видны. На этих бастионах покоилась крыша неба. За ними уже не было ничего. Ничего, за исключением щемящей пустоты пустыни, в которой человек скоро сходит с ума.
Тогда почему же эта пустота манила его к себе, не привлекая больше никого из тех, кого он знал? Он пристально вглядывался вдаль, поверх разноцветных спиралей и зубчатых башен, окружающих жилье человечества, как будто пытался найти ответ на свой вопрос.
Ответа, однако, он не нашел. Но в этот самый момент, когда его естество жаждало непостижимого, он все решил. Теперь он понял, для чего ему жизнь.
Джесерак оказывал не такую уж большую помощь Элвину, и ему иногда казалось, что наставник просто не склонен к сотрудничеству. Это было не совсем так. В течение долгой карьеры наставника Джесераку не раз задавали подобные вопросы, и он не верил, что даже Уникальный может вызвать у него большое удивление или поставить перед ним проблемы, которые он не сможет решить.
Правда, в поведении Элвина стал проявляться определенный налет эксцентричности, который впоследствии нужно будет откорректировать. Он не влился, как это должно было быть, ни в невероятно сложную общественную жизнь города, ни в фантастические миры своих сверстников. Он не выказывал интереса к возвышенной сфере мысли, хотя в его возрасте это и неудивительно. Более странной была сумбурная любовная сторона его жизни. Очевидно, нельзя было ожидать, что он сможет образовать постоянное партнерство, по крайней мере в течение столетия: кратковременность его связей уже стала хорошо известна. Романы были бурными — пока они продолжались. Но ни один не длился больше нескольких недель. Казалось, Элвин может интересоваться только чем-то одним в каждый конкретный период времени. Иногда он полностью включался в эротические игры своих сверстников или исчезал с избранницей на несколько дней. Но как только настроение проходило, наступали долгие периоды, когда, казалось, его совершенно переставало интересовать то, что было основным занятием его возраста. Это было плохо для него, но еще хуже для его брошенных подруг, уныло бродивших по городу, — им удавалось найти утешение только через очень длительный срок. И, как заметил Джесерак, Алистра пребывала сейчас именно в таком несчастном состоянии.
Не то чтобы Элвин был бессердечным или ни с кем не считался. В любви, как и во всем, он, казалось, искал чего-то, чего Диаспар не мог ему дать.
Ни одна из этих черт не беспокоила Джесерака. От Уникального можно было ожидать подобного поведения. Через определенное время он притрется и будет полностью соответствовать жизни города. Ни один человек — каким бы эксцентричным или выдающимся он ни был — не мог повлиять на огромную инерцию общества, которое практически не изменилось за миллиарды лет. Джесерак не просто верил в стабильность — ничего иного он и представить себе не мог.
— Вопрос, который беспокоит тебя, далеко не нов, — сказал он Элвину, — но ты бы удивился, если бы узнал, сколько людей принимали мир, каков он есть, и никогда не задавались подобными вопросами. Действительно, когда-то человеческая раса занимала неизмеримо большие пространства, чем наш город. Ты уже видел, какой была Земля до того, как пустыня поглотила все и исчезли океаны. Те записи, которые ты так любишь просматривать, — самые ранние из всех. В них единственных отображена Земля, какой она была до вторжения Завоевателей. Не думаю, чтобы многие смотрели эти записи: безграничность, открытые пространства — это то, что мы не переносим.
Но даже Земля — только песчинка в Галактической Империи. И ни один здравомыслящий человек не может представить себе тот кошмар, которым являются расстояния между звездами. На заре истории наши предки пересекали эти пространства, чтобы построить Империю. И они пересекли их в последний раз, когда Завоеватели вышвырнули их на Землю.
Легенда рассказывает, — однако, это только легенда, — что мы заключили договор с Завоевателями. Им была отдана Вселенная, которая была им так нужна, а нам пришлось довольствоваться тем миром, где мы родились.
Мы не нарушили договор и вскоре забыли бесплодные детские мечты, как и ты, Элвин, забудешь свои. Те, кто построил город и спланировал наше общество, были титанами мысли, победителями материи. Они заключили все, в чем только могла нуждаться человеческая раса, в стенах города и позаботились о том, чтобы человек никогда не выходил за его пределы.
Однако физические преграды не самые главные. Возможно, существуют пути, которые ведут за стены города. Хотя я не думаю, чтобы ты ушел очень далеко, даже если бы отыскал их. А если ты и преуспеешь в этом — что хорошего? Когда город перестанет охранять и кормить твое тело, оно не сможет долго выдержать в пустыне.
Джесерак замолчал.
— Но если существует путь, ведущий из города, — медленно начал Элвин, — что может остановить меня?
— Глупый вопрос, — ответил Джесерак. — Я думаю, ты и сам знаешь ответ.
Джесерак был прав, однако, совсем в другом. Элвин знал… скорее, догадывался. Его сверстники подсказали ему ответ своей повседневной жизнью или во время приключений в вымышленном мире саг, которые он разделял с ними. Они никогда не смогут покинуть Диаспар. Единственное, чего Джесерак не мог предположить: запреты, которые руководили всей жизнью города, не действовали на Элвина. Возникла ли его уникальность в результате случайности либо была запланирована древними, Элвин не знал. Но это было ее следствием.
“Скольких же еще подобных Элвину мне придется встретить?” — подумал Джесерак.
В Диаспаре никто никогда не спешил. Это правило даже Элвин редко нарушал. Он обдумывал проблему тщательно в течение нескольких недель и провел много времени в поисках самых ранних записей истории города. Часами лежал он, поддерживаемый невидимыми и неосязаемыми руками антигравитационного поля, пока гипнопроектор передавал прямо в его мозг информацию. Запись кончалась, проектор вспыхивал и исчезал, а Элвин все лежал в прострации, прежде чем вернуться через века к действительности. Он снова и снова смотрел на бескрайние воды, которые медленно несли волны к золотым берегам. В его ушах звучал шум прибоя, замолкший миллиарды лет назад. Он вспоминал леса и прерии и странных животных, которые когда-то населяли тот мир вместе с человеком.
Сохранилось очень мало старинных записей. Было общеизвестно (хотя и непонятно, почему это произошло), что в период между приходом Завоевателей и строительством Диаспара все записи о древних примитивных временах были утеряны. Забвение было таким полным, что это едва ли можно было приписать случайности. Человечество потеряло свое прошлое, за исключением нескольких хроник, которые, вполне возможно, были просто легендами. До Диаспара были просто века “Зари Человечества”. В этом невероятно далеком периоде неразрывно переплелось все: от первобытных людей, начавших использовать огонь, до тех, кто расщепил атом; от тех, кто построил первую деревянную лодку, до тех, кто достиг звезд. В этом отдаленном конце пустыни времени они все соседствовали друг с другом.
