— В этом и состоит мой вопрос, — осклабился Вознесенный. — Где они? Ты их видишь? Ты видишь Черный легион?
— Я не…
…вижу их. Нигде.
Наверху схватились железные боги. Титан против титана в руинах обреченного города. В небе бушует шквал артиллерийского огня и слышится громовой скрежет — это боевые машины вымещают друг на друге свою ярость. Титаны позабыли о битве, развернувшейся у них под ногами, и Повелители Ночи — те, что еще способны сражаться, — перегруппировываются в тени их исполинских фигур.
Талос добирается до своей машины. Покатый, темный корпус «Лэндрейдера» — словно маяк в ревущем неистовстве боя. И в этот момент Астартес замечает Кириона: еще наполовину засыпанного щебенкой, почти в километре отсюда.
Идентификация проходит не сразу. Расстояние велико, так что поначалу Астартес видит лишь кого-то, с трудом выбирающегося из-под обломков. Глаз чисто случайно регистрирует движение.
Моргнув, Талос приближает изображение. На сетчатке вспыхивает имя — Кирион — и оповещение от системы целеуказателя, что выбрана неверная цель.
Он срывается с места.
Еще рунические символы. Другая цель: Узас, «неверная цель». Узас первым добирается до Кириона, скатываясь по щебеночному склону за спиной у раненого Астартес. Талос бежит быстрее, мчится изо всех сил, предчувствуя, что сейчас произойдет.
Узас поднимает топор и…
— …и что?
— И ничего, — ответил Талос. — Как я уже говорил, Магистр Войны отправит нас сражаться с легионом титанов Крита, и мы понесем тяжелые потери.
Вознесенный позволил молчанию затянуться на несколько секунд. Эта тишина выражала его неодобрение лучше, чем любые слова.
— Я могу идти, повелитель? — спросил Талос.
— Я более чем недоволен этим скупым отчетом, брат мой.
Талос криво, но искренне усмехнулся:
— Я постараюсь угодить моему командиру в следующий раз. Насколько я в курсе, ясновидение — не точная наука.
— Талос, — протянул Вознесенный, — ты совсем не так остроумен, как тебе кажется.
— Вот и Кирион говорит то же самое, сэр.
— Ты можешь идти. Мы приближаемся к Криту, так что проследи за последними приготовлениями. Через час твой отряд должен быть облачен во тьму. Сначала мы ударим по миру-тюрьме Критского скопления, а затем по миру-кузне.
— Будет исполнено, сэр.
Талос уже выходил из комнаты, когда Вознесенный прочистил горло. Звучало это так, словно он пытался заглотить нечто еще живое.
— Мой дорогой пророк, — широко улыбнулся Вознесенный, — как поживает пленница?
III
МАГИСТР ВОЙНЫ ПРИЗЫВАЕТ
Нострамо пал, и с ним погибло наше прошлое.
Империум охвачен пламенем, и будущее сулит лишь пепел.
Хорус проиграл, потому что его планы возросли из семян безумия, а не мудрости.
А мы проиграли, потому что последовали за ним.
Нам не преуспеть, пока мы связаны чужой волей, пока подчиняемся приказам командиров, в чьих жилах течет чужая кровь.
В грядущем мы должны с большим тщанием выбирать, в каких войнах сражаться.
Военный теоретик Малкарион Выдержка из книги «Темный путь»
Поначалу Эвридика испугалась, что ослепла. Вокруг царила кромешная тьма. Девушка села и дрожащими руками ощупала сравнительно мягкую койку под собой. В воздухе висел сильный запах меди и машинного масла, и единственным звуком, кроме ее дыхания, был приглушенный, но непрерывный фоновый гул.
Она узнала этот звук. Корабельные двигатели. Где-то на дальней палубе гигантские двигатели корабля работали, обеспечивая варп-переход.
Память возвращалась, а с нею вернулся и образ шлема-черепа с горящими рубинами глаз. Астартес захватил ее в плен.
Талос.
Эвридика прижала ладони к горлу. Горло саднило — больно касаться и трудно дышать. Секундой позже она поднесла руку ко лбу. Пальцы наткнулись на холодный металл. Узкий легкий обруч из железа или стали… закрепленный у нее на лбу и закрывающий третий глаз. Девушка нащупала крошечные заклепки в тех местах, где пластину просверлили и привинтили к ее черепу. Обруч был как раз такой ширины, чтобы надежно пленить ее генетический дар.
Внезапно раздался лязг открывающейся двери и визг ржавых петель. Луч света, желтого и тусклого, рассек скопившийся в комнате мрак. Эвридика отпрянула, щуря ослепленные светом глаза и пытаясь рассмотреть его источник.
Фонарь. Фонарь в чьей-то руке.
— Проснись и пой! — выдал хозяин лампы.
Он вступил в комнату — Эвридика могла пока разглядеть лишь неясный силуэт — и, кажется, что-то подкручивал в своем фонаре. На секунду все вновь погрузилось во мрак.
— Хаос побери эту рухлядь, — проворчал человек.
Эвридика не знала, что делать. Ее так и подмывало накинуться на пришельца, сбить его с ног и смыться. И ей бы это удалось, точно удалось, если бы голова не кружилась так сильно. Когда девушка снова смогла видеть — пусть какое-то мгновение, — она поняла, как ее тошнит. Просто выворачивает. Эвридика сомневалась, что сможет хотя бы встать.
Освещение восстановилось, когда человек переключил фонарь с центрованного луча на общий режим. Все такой же тусклый, конус света упал на потолок и наполнил камеру мягким сиянием, похожим на огоньки свечей.
Вернувшееся зрение вызвало новый приступ тошноты, и Эвридику вырвало остатками последней трапезы, случившейся еще на борту «Звездной девы». Обед готовил Торк. Девушка перевела дыхание и выдавила:
— Трон… его стряпня и без того была гадкой…
Звук собственного голоса неприятно ее поразил — такой же глухой и слабый, как свет фонаря. Этот Астартес, Талос… он чуть ее не задушил. От одного воспоминания кровь стыла в жилах. Глаза, впившиеся в ее лицо, багрово-алые, бездушные и бесчеловечные…
— Не произноси это слово, — мягко сказал пришедший.
Она обернулась к нему, вытирая рот рукавом и смаргивая слезы напряжения. На вид мужчине было лет тридцать — тридцать пять. Взлохмаченные волосы пепельными прядями рассыпались у него по плечам, а соломенного цвета щетина показывала, что он уже несколько дней не брался за бритву. Даже сейчас, когда зрачки пришельца расширились в темноте, его глаза отливали нефритовой зеленью. Он был бы красив, не будь похитителем людей и сукиным сыном.
— Какое слово? — спросила она, ощупывая ноющую шею.
— То самое слово. Не упоминай имперские проклятия и клятвы на этом корабле. Ты рискуешь оскорбить полубогов.
