Молчаливый атаман несколько долгих мгновений молча оглядывал округу, словно бы к чему-то прицениваясь.
— Мы должны решить один жизненно важный для нас обоих вопрос, — медленно проговорил он. — Как нам избавиться от надоевшей хуже горькой редьки шахты, не оставшись при том с голым задом, живыми, да желательно ещё и с прибытком?
— Нетривиальная задача, надо сказать, — мрачно ухмыльнулся Виталик. — Особенно в свете произошедшего с нами за последние полгода. Жить, значит, хочешь, атаман, — совсем уж мрачно констатировал он.
— Надеюсь, ты понимаешь, что в этом городе мы как в мышеловке и выхода отсюда для нас нет, — бросил на него настороженный взгляд атаман. — Обложили нас здесь со всех сторон и живыми нас отсюда не выпустят. Даже сейчас за нами наблюдают, хоть ты и отмахиваешься от моих слов.
А в замке слишком много чужих ушей, — тихо проговорил атаман, отворачиваясь к заливу. — Поэтому мы будем говорить здесь.
Я вот что хотел обсудить, — помолчав, продолжил Бугуруслан. — Ты с парнями нашими переговорил о нашем будущем? Как они смотрят на моё предложение, чтобы помимо передачи Сидору всех прав на реализацию всей добычи с изумрудного рудника за треть от продажной цены, ещё и сам рудник с нашей шеи скинуть?
— Чего спрашиваешь, ответ сам же знаешь, — удивлённо глянул на него Виталик. — Все кто с тобой был когда-либо не согласен, давно в земле лежат, остались только с тобой согласные, да те, кому всё равно. Мне, например, всё равно, остальные — согласные, — с неприкрытой издёвкой грубо расхохотался Виталик.
— Тебе не приходил в голову один простой вопрос? Почему я вызвал тебя сюда, на берег залива, да ещё и тащился, еле переставляя ноги на самый дальний край сидорова замка, в безлюдную её часть. Где никто ничего не копает, и нет даже патрулей охраны?
Почему я приволок тебя сюда, в пыль и грязь, а не предпочёл говорить с тобой в своей лекарской палате, лёжа на удобной койке под чистым, приятно пахнущим одеялом на белоснежных простынях?
Отвернувшись к воде, Бугуруслан какое-то время мрачно смотрел на стену камыша перед ними и пробитый в камышах совсем недавно узкий извилистый проход для лодок, сообщавшихся с работающей в дальней части залива драгой.
— Потому что у тебя длинный язык, — мрачно проговорил атаман, не дождавшись ответа от растерявшегося приятеля. — Вот кто тебя сейчас за язык тянул? Сказано: сделал — забудь. Ещё раз такое услышу, оторву язык вместе с головой. Ясно?!
— Да ладно тебе, — струхнул Виталик. — Чего такого я сказал?
Раз не понимаешь, то просто помолчи, иначе, зачем тебе такая голова, пустая. Языком мелешь, не думая. Даже во сне держи язык за зубами, целее будешь.
— Ладно-ладно, я всё понял, был неправ, забыли.
— Не советую забывать, — посмотрел ему прямо в глаза Бугуруслан. — Советую хорошенько запомнить, к чему приведёт ещё одна ТАКАЯ оговорка. Ты меня знаешь, я слов на ветер не бросаю и не посмотрю что ты мой лучший друг. ТАК не шутят.
— А теперь докладывай, что у нас с пайщиками.
— С пайщиками всё хорошо. Без звука всё подписали. Все нужные бумаги у меня с собой, можешь убедиться, — Виталик с виновато-осторожным видом аккуратно похлопал ладонью по небольшой кожаной сумке, висящей сбоку на ремне.
Но! Возникла проблема. Люди недовольны предложенной стоимостью пая.
— Чего так? — деланно изумился атаман. — Неужто мало?
— Да не то чтоб, — замялся Виталик. — Поначалу, когда озвучил твоё предложение, вроде бы было всё ничего, как бы согласились. Но стоило лишь в разговоре помянуть Малого с Дюжим, как те раскрутили компанию Сидора на кедрач, как у наших компаньонов натурально крышу снесло. Минуту назад устраивавшая всех десятина кедрача за пай, тут же стала слишком малой ценой за столь ценный рудник.
И словно отрезало. Нет и всё! Давай больше.
Зря ты мне присоветовал использовать этот аргумент, — с горечью проговорил Виталик. — Всё дело испортил.
Так прямо в лицо и заявили. Что есть предел даже их послушанию. Продать шахту за бесценок они нам не позволят, — Виталик нервно дёрнул щекой. — Согласие на продажу есть, но со стоимостью пая категорически требуют пересмотра. Понимают, что нам требуется единогласное их согласие, и что иного случая не будет. И хоть доля их невелика, этого достаточно, чтобы сорвать сделку. Тебя боятся, меня боятся, но едва разговор доходит до денег, упираются вмёртвую.
Не желают под старость остаться нищими, как вся эта братия напоследок мне выразила. И особенно там распиналась та четвёрка, что Сидор недавно из рабства освободил. Кстати к твоему сведению, хоть для тебя это наверняка уже и не тайна. Нас с тобой эта четвёрка просто лютой ненавистью ненавидит. Видать, или что-то знают, или подозревают.
Мне не веришь, сам с ними поговори. То, что у меня в сумке лежат их письменные согласия — не значит ровным счётом ничего. Будет низкая цена, под договором никто не подпишется. Так и сказали.
— Много хотят?
Тихий, обречённый свист ясно показал, насколько низко Виталик оценивал возможность получения согласия.
— За пай требуют по сто тысяч злотых или по сто десятин кедрача. Каждому! А паёв тех двадцать восемь. Да плюс к тому ещё по десятине за каждый процент доли, у кого сколько есть. То есть ещё дополнительно сто десятин на всех двадцать восемь пайщиков, включая сюда же и Сидора с Димоном с их процентами, и всех кто ещё остался живой, но сейчас нет в замке.
Как они выразились, для дифференциации вклада и справедливости. Мол, чтоб не было уравниловки.
Сначала — две восемьсот, — не выдержав, Виталик от злости скрипнул зубами. — Потом ещё плюс сто. Итого — две девятьсот тысяч десятин кедрача.
Почти три миллиона, — каким-то нехорошим, скрипучим голосом проговорил Виталик.
Думаешь, Сидор заплатит? — покачал он головой. — Ой, что-то я сомневаюсь. Такие сумасшедшие деньги за какую-то дырку в земле, откуда неизвестно что получишь, и получишь ли вообще что-либо, потому как шахта старая, явно выработанная.
Я б лично платить не стал. И Сидор не заплатит, не дурак потому как.
— Вот потому-то ты на своём месте, а он на своём, — как-то непонятно для Виталика отозвался атаман, глянув искоса на товарища.
— К тому ж, как я слышал, последнее время в компании Сидора с деньгами туго, — Виталик не обратил на замечание атамана ровным счётом никакого внимания. — Стоит раз глянуть какие большие караваны приходят к ним из дома чуть ли не каждую неделю, и какое убожество по количеству фургонов, да и то не каждый месяц идёт обратно, сразу всё становится на свои места. Сюда раз в неделю, обратно раз в месяц еле-еле набирается товару. Эта дурная стройка все наличные деньги из Сидоровой компании высасывает. Вся прибыль его то ли семи, то ли девяти торговых караванов здесь в Приморье уходит на восстановление этого замка и на содержание чуть ли не пяти тысячи освобождённых рабов.
