В конце концов мне удалось заснуть, но сны мои были неспокойными, полными кошмаров с участием металлических убийц с их бесстрастными лицами и паукообразными сервиторами.
Конечно, с одной стороны, я хотел получить ответы на свои вопросы как можно скорее, но с другой… Если бы я имел хоть малейшее представление о том, в какой форме придут эти ответы, будьте уверены, сны мои были бы бесконечно более жуткими.
ПРИМЕЧАНИЕ РЕДАКТОРА
Я предполагала поместить данный отрывок в качестве эпиграфа ко всем главам этой части Архива Каина, но, после некоторого размышления, решила, что здесь наиболее подходящее для него место.
Из сочинения Айжепи Клотир «В самой темной ночи: профессиональная оценка Войн Тысячелетия», 127.М42.
Сорок первое тысячелетие, как и многие до него, завершилось широкомасштабным конфликтом. Однако справедливо будет заметить, что редко когда в истории Империума человечество оказывалось осажденным столь разнообразными врагами и едва ли не со всех сторон. Разделяющие линии, которыми наиболее популярные сочинения стремятся очертить различные зоны боевых действий, являют собой пример ничем не обоснованного стремления к локализации конфликтов и весьма затрудняют понимание обстановки в целом. В то время как все эти конфликты имели взаимосвязи и взаимовлияние, проистекали один из другого и накладывались друг на друга. И нигде эта ошибочная концепция не проявляет себя столь явственно, как в общепринятом представлении о двух наиболее важных фронтах того времени: так называемом Черном крестовом походе и Тиранидских войнах. Наиболее предвзятые рассказчики помещали Черный крестовый поход в рамки Темного сегментума (довольно точное название) и сегментума Обскура, в то время как флоты тиранидов якобы представляли собой угрозу лишь для систем, находящихся в Восточном Рукаве. Реальная картина же была куда более сложной, потому как флоты Извечного Врага наносили свои удары далеко за пределами основного театра боевых действий, сосредоточенного возле Кадианских Врат и прилегающих к нему секторов. Достоверно известно, что по меньшей мере одна флотилия Хаоса вела активные действия далеко на востоке, возле самого Дамоклова Залива, вблизи границ Империи Тау, хотя вопрос, почему изолированная флотилия Хаоса находилась там, как и обстоятельства ее разгрома, остаются в области домыслов и предположений.
Я предполагаю посвятить этому эпизоду отдельную, пусть небольшую, главу, потому если что-то и остается совершенно неоспоримым, так это участие в тех событиях героя, имя которого стало легендарным, — Кайафаса Каина. Его упорная защита Перлии стала, и не без причины, основанием для учреждения планетарного праздника, отмечаемого по сей день.
— Мне сообщили, что вы рекомендовали установить полный карантин этой станции, — произнес Браскер, и его сухой, похожий на шелест бумаги голос прозвучал одновременно снисходительно и скептически. За некоторыми исключениями (главными из них были командор Визитер и полковник в отставке Роркинс, заведовавший воспитанием кадетов-штурмовиков) я находил общество своих коллег по преподавательскому и административному составу довольно утомительным, а казначей Схолы раздражал меня более всех остальных. Будучи иллюстрацией к самым острым пародиям на функционера Администратума, вечно перемазанный чернилами, с кожей серого оттенка и в мятых одеждах, Браскер обладал собственным мнением по любому вопросу и щедро делился им с каждым, кто не успел увернуться, не обращая внимания на заинтересованность собеседника.
Правда, это совершенно не касалось воспитанников, которых он полностью игнорировал, полагая, что их присутствие — это единственное препятствие к тому, чтобы Схола стала тем идеальным учреждением, какое удовлетворило бы его, Браскера, запросы. К сожалению, терпеть его общество было той повинностью, которую прочие преподаватели были вынуждены нести, если желали столоваться в Схоле. Тамошняя команда поваров была достаточно профессиональной, чтобы можно было вытерпеть некоторую порцию занудства.
Я прибыл в общий зал несколько поздно, за что следовало благодарить административную рутину, которую мне не удалось свалить на Юргена. Сердце мое упало, когда я, пройдя к преподавательскому столу мимо жующих кадетов, обнаружил, что единственное свободное место осталось по соседству с казначеем. Конечно, этого следовало ожидать, поскольку избежать его компании можно было, только прибыв к столу как можно ранее. Но я до последнего цеплялся за надежду, что кто-то опоздает больше моего.
— Значит, вам сообщили верную информацию, — усаживаясь, вежливо ответил я, несмотря на раздражение.
Годы службы при штабе лорда-генерала и сопутствующая необходимость посещать разнообразные дипломатическо-бюрократические сборища сделали способность изображать вежливый интерес моей второй натурой. И я был достаточно опытным солдатом, прошедшим немало военных кампаний, чтобы не заводить лишних врагов там, где этого можно было избежать. Особенно глупо было делать врагом человека, который контролирует бюджет Схолы и по сей день остается изумительно доверчив ко всему, что касается расходов моей кафедры.
— Но, конечно же, ваше требование было отклонено высшей инстанцией, — продолжал Браскер, как будто он не просто констатировал факт, а таким прозрачным образом пытался выудить у меня сведения для подпитки слухов.
— Боюсь, что так, — произнес я, отдавая должное припущенному плойну в своей тарелке.
Переброситься с Браскером парой фраз о том о сем было не так уж и бессмысленно, как могло бы показаться. Возможно, казначей был предвзятым занудой с обаянием сервитора, но, как и большинство бюрократов, поднявшихся до определенного уровня, он имел связи в Администратуме, а кроме того — был блаженно болтлив. Те крохи информации, которые я позволял себе уронить в его присутствии, вознаграждались сполна куда более интересными историями, а я слишком долго общался с Эмберли, чтобы не лелеять потенциально полезный источник информации.
— Я все еще не убежден в том, что возобновление работ на Каппе будет безопасным делом.
Конечно же, моя фраза вызвала у Браскера живейший интерес.
— И почему же это? — спросил он, когда официант убрал остатки блюда, с которого Браскер начал трапезу, и поставил перед ним тарелку с рыбой, источающей нежный пар и украшенной тонко нарезанными клубнями фри.
Я пожал плечами.
— Просто потому, что я так полагаю, — признал я, с удивлением осознав, что сообщаю этому типу чистую правду. Я могу объяснить подобное, лишь признавшись, что неделя после нашего возвращения была для меня наполнена смутными предчувствиями, которые к настоящему моменту не то чтобы не ослабели, а значительно усилились. И я действительно испытал облегчение, наконец-то высказав их вслух.
