Когда они, наконец, добрались до небольшой округлой пещеры с высокими сводами, Лутарг вынужден был признать, что ожидал чего угодно, но не этого. Лунный свет, заливающий ее всю, отражался от водной глади, серебря ее, и, преломляясь, покрывал гладкие стены пещеры замысловатыми рисунками.
Он никогда не видел подобного, даже приближенного к этому. В привычный Лутаргу мир - небесные светила доступа не имели, а потому ни одна из виденных им ранее подземных обителей не играла таким количеством красок и граней, не представала взору настолько восхитительной.
- Да, я так и знала, - восхищенно выдохнула Литаурэль. - Тарген, ты видишь это? Какой свет!
- Лутарг, - сам того не осознавая, поправил он, переведя взгляд на девушку.
Она казалась нереальной в окружении искрящихся бликов, словно сама была соткана из света. Темная копна волос, рассыпавшихся по плечам, чуть кривоватая улыбка на губах, тонкий стан, окутанный серебряным маревом - фея.
- Идем же, - поторопила она, делая несколько шагов вперед. - Там такой вид!
Молодой человек судорожно сглотнул и двинулся следом.
Лита оказалась права. Из пещеры открывался великолепный вид. Часть стены впереди них отсутствовала и, подойдя к краю, Лутарг увидел почти отвесную скалу, залитую лунным светом и устремляющуюся вниз, в монолите которой темным пятном расположился второй, уже неприступный вход в пещеру с горячим источником.
- Правда, здорово? - с благоговением в голосе прошептала Литаурэль, останавливаясь рядом с молодым человеком у самого края. - Я так и думала, что ночью здесь будет великолепно. Днем, конечно, тоже неплохо, но сейчас…
Девушка замолчала, встретившись глазами с Лутаргом. В них она увидела восторженное восхищение, и в глубине ее души вновь подняла голову слабая надежда. Лите хотелось верить, что этот взгляд не имеет отношение к окружающей их красоте.
- … особенно, - одними губами закончила она, теряясь в пронзительной синеве его необычных глаз.
Они мерцали и затягивали ее все глубже, заставляя учащенно колотиться сердце, а легкие сжиматься от недостатка кислорода. Почти до боли хотелось сделать глубокий вздох, но она не решалась, боясь испортить момент, и позволяла себе лишь частые, маленькие глотки, отчего пульс все убыстрялся, трепеща в висках и выдавая ее состояние стоящему рядом мужчине.
Лутарг терялся, глядя не нее. Он видел желание, сияющее в изумрудных глазах, ощущал его каждой клеточкой своего напряженного тела, как никогда готового ответить на чувственный зов.
Но помимо безотчетных сигналов, что она посылала ему, молодой человек также видел чистоту и невинность, что были присущи ей, ощущал страхи и сомнения, которые терзали девушку, и потому гасил порывы своего мужского начала, запрещая себе даже думать о возможности взять то, что Литаурэль неосознанно ему предлагала.
"Она достойна лучшего", - сказал себе Лутарг прежде, чем отвести взгляд.
Гораздо лучшего, нежели он сам. Цельного, способного доверять и любить, не изъеденного годами сомнений, ненависти и страхов. Достойна мужчины, чистого сердцем и душой, который сможет отдать ей всего себя, в отличие от него, себе не принадлежащего.
- Думаю, нам пора возвращаться, - отвернувшись от девушки, сказал молодой человек.
Прозвучало это холодно и сухо даже для него, но так было лучше. Лучше для всех и в особенности для Литаурэль, хоть огорченный вздох, сорвавшийся с девичьих губ, и говорил об обратном.
Свой выбор Лутарг уже сделал, и он требовал держаться от девушки как можно дальше.
Едва рассвело, Лутарг поднялся с кровати. Уснуть ему так и не удалось, и весь отдых свелся к длительному лежанию с закрытыми глазами, так что молодой человек чувствовал себя немного разбитым. Вторая ночь, проведенная им без сна, сил не прибавляла.
На обратном пути в замок, стараясь избавиться от чувства вины за собственную резкость, отчего-то поселившегося в груди, Лутарг расспрашивал Литаурэль о жизни в Саришэ. Сперва она отвечала лаконично и даже неохотно, словно общение с ним давалось ей с трудом, но затем немного оттаяла и в подробностях поведала молодому человеку о ротулах, о переходе и месяце белого флага. Как истинная рожденная с духом она была посвящена во все детали происходящего.
Ну, или почти во все, - таков был вывод Лутарга, когда ответы Литаурэль не отличались особой глубиной, и вызывали только еще большее количество вопросов у него самого.
Молодой человек слушал ее с нескрываемым интересом, и в итоге должен был признать, что жизнь тресаиров была немногим лучше его собственной. И пусть это не были каторжный труд или бесконечная борьба за полусъедобный кусок, через которую ему пришлось пройти в детстве, а всего лишь череда сменяющих друг друга однообразных дней, но все так же основанная на стремлении выжить. Также Лутарг сочувствовал и искренне сопереживал тем людям, что были оторваны от семей карателями (как и он сам когда-то, осталось лишь выяснить кем именно, что Лутарг непременно собирался сделать) и провели остаток своих жизней в Саришэ, лишенные возможности еще раз увидеть близкий людей. Но, в тоже время, мужчина отдавал себе отчет, что без них уснувшие духи, скорее всего, не выжили бы, сократив и так небольшую численность тресаиров.
Литаурэль говорила ему, что Истинные на протяжении минувших лет делали все возможное, чтобы создать для ротул приемлемые условия существования, и в целом им это удалось, хоть многие из привычных для людей вещей все же остались недостижимыми. Например, дети. По каким-то причинам ни один народ не размножался здесь, только проживал отведенные ему дни и уходил, ничего не оставив после себя. Это было грустно, но необратимо, насколько понял Лутарг. Во всяком случае, даже общими усилиями они не смогли этого изменить.
Он слышал грусть и тоску в голосе Литы, ощущал страх, когда речь заходила о ближайшем будущем, и клялся себе, что сделает все возможное, чтобы вытащить Перворожденного и всех этих людей из вынужденного заточения, в котором они провели долгие годы.
А еще мужчине до боли в груди хотелось устроить встречу отца и матери, так как чувство потери и разъедающей внутренности агонии, что Лутарг увидел в воспоминаниях рьястора, не покидали его ни на мгновенье.
Молодой человек не понимал, как Антаргин мог жить с этим, и не хотел даже думать о том, каково в таком случае пришлось родившей его женщине, если в ее сердце жила хоть малая частица той привязанности, что владела Перворожденным.
Одеваясь и приводя себя в порядок, Лутарг размышлял над тем, готов ли отец встретиться с ним, но все вопросы отпали, как только молодой человек вышел в коридор. Сальмир стоял, прислонившись к стене, и с невозмутимым видом ждал его появления.
