Он ушел без лишних слов, оставив меня наедине с конвертом. Лишь много часов спустя я осмелился его взять и долго вертел в длинных пальцах, словно пытаясь понять, что внутри. Открытие означало молчаливое согласие с предложением, и мне не хотелось покидать уют мастерской. Конверт был скреплен каплей алого воска, и мое сердце замерло, когда я узнал печать с перекрещенными молниями и двуглавым орлом.
Но, как и любой творческий человек, я проклят ненасытным любопытством. В конце концов, я открыл конверт, как и рассчитывал мой посетитель, и прочитал его содержимое. Написано было как просьба, но слова были такими красноречивыми, такими страстными, полными надежды и власти, что я сразу понял, кто писал. Гость, чью личность я теперь знал, не солгал, когда говорил о важности человека, которому потребовались мои таланты.
В тот же день я собрал свои скромные пожитки и направился к горам Гималазии, чтобы присоединиться к таким же избранным. Я не стану пытаться описать бесконечное величие Дворца, ибо никаких слов не будет достаточно. Это хребет, превращенный в исполинское здание, чудо света, которое никогда и никому не превзойти. Гильдии ремесленников стремились перещеголять друг друга в прославлении деяний Императора, творя монумент, достойный единственного человека, кто мог нести этот почетный титул без настоящего имени.
Сейчас те дни проносятся для меня как миг, хотя возможно мозг просто умирает от недостатка кислорода. Достаточно сказать, что вскоре я уже отправился во тьму космоса, где теснились бессчетные стаи звездолетов, алчно высасывающих топливо и запасы из огромных хранилищ на геостационарной орбите.
Наконец, я увидел корабль, который станет моим домом почти на двести лет, левиафан, сверкающий отраженным блеском луны. Он блестел белыми боками, грациозно разворачиваясь, чтобы принять на борт флотилию катеров и шаттлов с планеты. То был «Дух мщения», флагман Хоруса Луперкаля и его Лунных Волков.
Я быстро освоился на борту, и пусть пожитки мои были скромны, у меня было внушительное состояние и лишь немногим меньшее тщеславие. Все это позволило мне продлить срок жизни и сохранить внешность благодаря превосходной омолаживающей терапии. Лежа сейчас на полу мастерской ремесленной палубы «Духа мщения», я думаю, что не стоило беспокоиться. Меньшее количество морщин вокруг глаз и более гладкая кожа, чем положено в моем возрасте, не имели смысла сейчас, когда каждый вздох мог стать последним, а блаженный покой расходился по разуму от умирающих участков мозга.
Я преуспел на флагмане Шестьдесят третьей экспедиции, создал много прекрасных работ и часто получал заказы на украшенные ножны, почетные знаки, особые обеты и все такое. Многие из других летописцев — так стали называть нашу «артель» после Улланора — стали моими друзьями: одни добрыми, другие плохо выбранными, но все были достаточно интересными, чтобы время на борту протекало для меня крайне приятно. Один из них, Игнаций Каркази, пишет такие веселые непочтительные стишки про Астартес, что, боюсь, он однажды потеряет их расположение.
Труд экспедиционной флотилии шел своим чередом, и хотя сотни миров были приведены к Согласию воинами и итераторами, немногие из них были запечатлены в трудах и картинах моих товарищей. Я создал из ляпис-лазури копию карты мира, найденной в глубинах необитаемой планеты, и украсил шлемы воинов портретами павших братьев после войны на Кейлеке.
Но величайший заказ я получил после кампании на Улланоре.
По словам тех, кто сражался на этом грязном мире в пламени пожаров, то была великая война, безоговорочная победа, одержанная лишь благодаря Хорусу Луперкалю. Улланор стал поворотной точкой Крестового похода, и многие из приходивших ко мне в мастерскую полководцев желали увековечить свое присутствие на поле исторической битвы украшенным мечом или тростью.
Император возвращался на Терру, и великий Триумф был проведен среди развалин мира зеленокожих, чтобы навеки запечатлеть эту победу на податливом полотне истории.
В отсутствие Императора Хорус Луперкаль будет руководить окончанием Крестового похода, и такая значительная обязанность требовала не менее значительного титула.
Магистр войны.
Даже я, никогда не испытывавший особого вкуса к войне и историям о ней, смаковал звук этих слов. Они обещали великие, славные свершения, и голову кружило от мыслей о величественных шедеврах, которые я могу сделать, чтобы запечатлеть дарованную Императором Хорусу Луперкалю почесть.
Когда магистр войны получил свое назначение, нам тоже оказали честь. Основание ордена летописцев стало одним из самых приятных воспоминаний, я плакал, когда услышал о его утверждении Советом Терры. Я вспомнил пришедшего в мою мастерскую беловолосого мужчину и поднял за него много бокалов в питейных заведениях корабля.
На следующий день после Триумфа ко мне пришел воин, красавец, облаченный в сверкающий белый доспех, отшлифованный и пахнущий благовониями. Его звали Гастур Сеянус, и его лицо заворожило меня. Не задавая лишних вопросов, я узнал символ новой луны на шлеме. Сеянус поручил мне сделать четыре кольца, каждое из серебра с отполированным лунным камнем. На одном должен быть молодой месяц с его шлема, на другом половина, на третьем растущая и на четвертом полная луна. За эту работу я получил бы внушительную плату, но я отказался от денег, потому что знал, кому предназначены кольца.
Морнивалю.
Абаддон будет носить полную луну, Аксиманд, называемый некоторыми Маленьким Хорусом, половину, Торгаддон растущую. Сеянус получит кольцо новой луны.
Мне достаточно и чести работать для воинов с такой родословной.
Я трудился неделями, вкладывая все свои умения в каждое кольцо. Я знал, что такие воины презрят броскость и лишний орнамент, и поэтому старался не усложнять замысел. Наконец я обрел уверенность, что создал достойные избранных помощников магистра войны кольца.
Завершив работу, я стал ждать возвращения Гастура Сеянуса, но война держала его вдали от моей мастерской, и другие заказы появились на моем столе. Один из заказов, достаточно простой по замыслу, стал причиной моей гибели. Его тоже сделал воин Лунных Волков.
Я так и не узнал его имени, ведь он не представился, а я не осмелился спросить. То был человек с грубым лицом, глубоким шрамом на лбу и агрессивным поведением. Он произносил слова с характерным резким акцентом Хтонии, типичным для старших воинов Лунных Волков.
То, что хотел воин, было простым, настолько простым, что почти недостойным меня.
Из мешочка за пазухой Лунный Волк достал серебряный диск, похожий на плоскую монету, и положил на мой верстак. Он толкнул его ко мне и сказал, что хочет сделать медали с изображением головы волка и полумесяца. Я редко получал такие конкретные требования. Я предпочитаю применять в каждой работе собственным пониманием, о чем и сообщил воину. Но тот был так настойчив, что я ощутил, что отказываться опасно. Голова волка и полумесяц. Не больше, не меньше. Я должен сделать форму для медали, которую он возьмет на инженерную палубу, чтобы произвести их в большом количестве на гидравлическом прессе. Такая банальная задача меня не интересовала, но я кивнул и сказал, что форма будет готова завтра. Я заметил сходство в мотивах с тем, что заказал Гастур Сеянус, но промолчал. Слова только разозлили бы воина, для которого, похоже, шокирующее насилие было обычным делом. Бояться Астартес естественно, в конце концов, их создали быть убийцами, но здесь было нечто иное, нечто более тревожное, чем признание цели существования.
