— Император… — начала она.
— Поправка, — произнес Вел-Хередар. — Омниссия, воплощение Бога-Машины.
— Хорошо, хорошо. Но Имп… прошу прощения, Омниссия потребовал от вас скрыть часть находок?
— У вас нет допуска.
— Можно представить, — прогремел Лорке.
— Чего я не могу представить, — задумчиво сказала Лотара, — так это причины этого.
— Это довольно просто. Мораль Двенадцатого. Тогда мы были сломленным Легионом и нашли своего повелителя одними из последних. Хватало и гнета факта, что лишь наш примарх не смог покорить свой родной мир. Если бы мы вдобавок выяснили, что он обречен умереть еще до конца крестового похода, это бы прикончило остатки боевого духа.
Лотара глянула на Вел-Хередара.
— Дело в этом?
— У вас нет допуска, — отозвался тот.
— Вы были абсолютно уверены, что Гвозди приведут к вырождению?
— У вас нет допуска.
— Хорошо… было ли это просто гипотезой, утечки которой вы не желали?
Тройные глаза Вел-Хередара застрекотали, меняя фокусировку.
— Несущественно, утечки чего я желал или не желал. Мои личные предпочтения не участвуют в балансировке.
— А Император? Когда вы докладывали ему, вырождение было для вас очевидно, или же просто вероятно?
— У вас нет допуска.
— И Император приказал вам молчать.
Очередная пауза.
— Да. Я подчиняюсь мудрости Бога-Машины.
Лотара бросила взгляд на стоящего рядом Лорке.
— Теперь мы знаем.
Дредноут посмотрел на нее сверху вниз.
— Ничего такого, о чем мы не могли бы догадаться.
— Лорке, не все из нас ходили и разговаривали сто лет назад. Наличие секретности — достаточное для меня доказательство. По этой причине Русс и явился за вами в Ночь Волка.
— Одна из многих причин.
Она оставила это без ответа.
— Архимагос. Убьют ли Пожирателей Миров их имплантаты? — она облизнула губы, ощутив, что те внезапно пересохли. — Убьют ли они Кхарна?
Закутанный в мантию жрец выглядел рассеянным. Его глазные линзы осматривали одного из неподвижных титанов, готового снова выступать.
— Их имплантаты — примитивные копии пагубного оригинала, — произнес он. — Они подтачивают стабильность, вредя способности субъекта мыслить здраво. Они нарушают высшую мозговую деятельность, переписывая эмоциональные реакции. Впрочем, это не критично — нет вырождения в смертельном смысле. Наиболее важным аспектом их имплантации, как и у исходных Гвоздей, является то, что их нельзя вынуть, не убив носителя, или — в лучшем случае — не нанеся мозгу тяжелых и не подлежащих восстановлению повреждений. Однако они, как вы выразились, не убьют Кхарна. И, разумеется, всякого другого Пожирателя Миров.
Капитан Лотара Саррин ударила кулаком по ладони.
— Вот что узнаешь, проявив немного любопытства, — улыбнулась она.
Вел-Хередар издал щелкающее тиканье, выражая веселое несогласие.
— Флаг-капитан, существует древняя терранская пословица, касающаяся любопытства. Там также фигурируют животные семейства кошачьих и убийство, хотя должен признаться, что для меня в этом мало смысла.
— Я знаю лучше: «Единственным благом является знание, а единственным злом — невежество».
— Интригующе, — кивнул жрец. — Это суждение близко мне по духу. Кто это сказал?
— Явно кто-то из Тысячи Сынов. Кхарн мне однажды его процитировал, и мне понравилось.
Вел-Хередар вернулся в свои покои, желая отдохнуть в одиночестве. Железные горгульи злобно косились с высоких стен. Рабочие разбегались перед ним, разжигая кузнечное пламя на случай, если он пожелает поработать.
Разумеется, он пожелал. Ему всегда хотелось работать. Его покои были в первую очередь фабрикой, а уж потом всем остальным. Лязгая ногами-стержнями по палубе, он двинулся к рабочему столу, расположенному перед панорамным окном.
— Убрать щиты, — распорядился жрец. Повинуясь его голосу, прикрывающая окна трехметровая броня начала с натугой отодвигаться. Возникла ярко пылающая щель, которая расширялась по мере движения брони. Довольно скоро тени комнаты пришли в суматоху от бурлящего и буйного свечения варпа. По стенам заплясали ангелы и дьяволы, по большей части создаваемые вырезанными на стенах зловеще ухмыляющимися горгульями. По большей части, но не полностью.
Вел-Хередар уставился в хаотичные бездны имматериума, периодически делая своими тремя глазами пикты для дальнейшей обработки. Обычного человека подобное зрелище, скорее всего, свело бы с ума, но он делал так часто, находя результаты тревожно-странными. Ему казалось, что на многих неподвижных изображениях он может различить во мгле лица людей. Они кричали, постоянно кричали.
Вел-Хередар приступил к работе. Он протянул одну руку к клинку Дитя Крови, а другой пододвинул к себе инструменты.
Однако им владела рассеянность. Вопросы смертной-капитана блуждали у него в сознании, повторяясь, словно в испорченном воспроизведении.
На самом деле он никогда не встречался с Владыкой Человечества, однако Малкадор Сигиллит вручил ему свиток, запечатанный Палатинской Аквилой. Послание, собственноручно написанное Императором. Он все еще держал его в шифрованном сейфе. Кто бы отказался от подобной реликвии?
Он верил в тайны, которые ему велели хранить, хотя никогда не понимал, какой от них может быть вред. В любом случае, это ведь было только предположение. В то время все указания на церебральную дегенерацию коры мозга были лишь непроверенной гипотезой.
Впрочем, он провел квалифицированную оценку. Он осуществил ее, пока примарх еще спал после прикосновения Малкадора, когда технодесантникам и апотекариям XII Легиона велели удалиться. Тогда настала очередь Вел-Хередара, и он занимался осмотром на протяжении семи часов под пристальным взглядом Сигиллита.
— Не могу сказать наверняка, — в конце концов, признался он человеку, который каким-то образом одновременно казался древним и не имеющим возраста. — Однако могу сделать оценку на основании немногочисленных имеющихся данных.
Ангрон заворчал, ворочаясь во сне на хирургическом столе. Вел-Хередар отпрянул назад, непроизвольно проявив тревогу.
И все же время показало, что он был прав. Если воспользоваться грубым и эффективным термином Лотары Саррин, примарху становилось хуже. Он становился менее человечным — если его вообще когда-либо можно было так назвать — в своих поступках, и все больше подчинялся Гвоздям в эмоциональном и физическом отношении. Вырождение было медленным, достаточно медленным, чтобы первые несколько десятков лет на нарушения не обращали внимания. Было нетрудно не поверить Волкам, отказать им и сражаться с ними. Тогда все было не так заметно, как впоследствии. В следующие десятилетия ухудшение ускорилось, но удаленность флотов крестового похода делала нелепой саму идею распределения ресурсов и наказания сбившихся с пути. Донесения не всегда доходили до Терры. Количество экспедиционных флотов исчислялось тысячами, и это мало что значило.
