Меня вдруг осеняет.
Это Стир.
Человеческое чудовище с фигуркой Быка. Разноцветные глаза, которые сильно косят. Я помню: оторванная рука в пыли арены… Когда я только приехал сюда, в Германию, Стир дрался на арене как доброволец.
И голыми руками убил гладиатора.
Да, это он.
Гигант — германец разносит наши ряды в кровавую пыль.
Каждый удар молота — примитивного, варварского — крушит доспех, ломает кости…
БУМ.
Удар. Брызги крови. Следующему "мулу" молотом сносит половину черепа. Я вижу, как почти безголовое тело медленно валится на землю, в грязь…
Легионеры кричат. Они подаются назад, в стороны… ломают строй. Фронт центурии прорван. Мы на грани паники.
Стир. Германский великан — безумец. Я сжимаю рукоять гладия. Вот где бы нам пригодились военные машины! Скорпион, потерянный вместе с обозом. Его гигантской стрелы хватило бы и на этого великана.
Но машин у нас больше нет.
Время застывает.
Один миг — и все снова начинает двигаться. Молот взлетает — я вижу насечки на бронзе…
Наши ряды расколоты. В образовавшуюся брешь вливаются гемы… которые сами стараются держаться подальше от Стира. Отлично. Гемы смирились со своим прирученным чудовищем, своим выродком… И сами же его боятся.
Гигантомахия.
Когда дети Титанов и Людей, гиганты собрались штурмовать небо, против них встали боги.
И эта битва стала последней.
Эта легенда мне всегда нравилась. Боги, ростом с обычных людей, против гигантов ростом с пятиэтажный дом.
— Дайте мне пройти, — говорю я. — Ну же! Быстрее!
Вместо того чтобы расступиться, моя охрана смыкает передо мной ряды.
— Тит! Что за?!
Тит Волтумий качает головой. В висках — седина, от носа идут скорбные линии. Центурион усмехается, в уголках глаз собираются насмешливые морщины.
— Я не знаю, как должны умирать старшие центурионы, легат. Но очень надеюсь: быстро.
— О чем ты говоришь, Тит?!
— Вам нельзя. Мне можно. — Он разворачивается и идет. Солдаты не дают мне протиснуться за ним. Что за ерунда?!
— Разойтись! Пропустите легата! — кричу я на них. Но "мулы" стоят как стена.
— Тестудо! — орет другой центурион, не Тит. Легионеры мгновенно смыкаются в черепаху.
Эта "черепаха" ползет к великану — германцу.
Стир замечает ее и рычит. В разноцветных глазах плещется безумие — пугающее, явное, сбивающее с ног.
Один из гемов поворачивается и пытается убежать.
Стир хватает его за шкирку левой рукой, поднимает в воздух и — швыряет в "черепаху". Я моргаю. Невероятная сила! Грохот. Люди разлетаются в стороны, как игорные камни. Стоны. Крики.
"Держать строй!" — орет центурион. Другой, не Тит. "Держать!"
Наши больше не рискуют нападать на Стира. Он медленно поворачивается, как огромный медведь в окружении собак. Вокруг него пустое пространство. И — мертвые тела.
— Легат, смотрите! Легат!
Я вижу: Тит Волтумий, склонив голову, идет на чудовищного германца. В руке старшего центуриона — простой солдатский гладий.
— Эй, помнишь меня? — говорит Тит негромко.
Тишина.
Кажется, все мы — и римляне, и германцы — смотрим сейчас только на этих двоих.
Стир поворачивает голову — и ищет взглядом, не понимая. Глаза разного цвета косят еще сильнее, чем раньше. Затем Бык видит центуриона и кричит — глухо и страшно. Безумец. Огромный молот в его руках взлетает и снова опускается. Глухой удар по трупу легионера у его ног. Брызги крови…
Центурион идет. Привычным солдатским шагом. Меч у правого бедра…
— Тит! — кричу я.
* * *
Я закрываю глаза и вижу: Тит Волтумий, наклонив лобастую голову, идет на чудовищного германца. В руке центуриона — короткий гладий из плохого железа.
Он идет.
Бык кричит — глухо и страшно. Безумец. Огромный молот в его руках взлетает и опускается в очередной раз. БУХ. Глухой удар. Брызги крови взлетают и…
Центурион идет. Клинок у правого бедра.
Я вижу.
Снова и снова.
* * *
— Осторожно!
Молот опускается рядом с центурионом. БУХ! Центурион чуть приседает, прищуривается…
Тит молниеносно колет гладием — в руку великана.
Еще раз и еще. Порезы быстро наливаются кровью. Молодец, Тит!
"Сложное сделать — простым".
Молот, наконец, выпадает у Стира из рук. Плюхается в грязь — огромный, помятый, убийственный.
Мулы кричат так, что слышно богам на Олимпе.
Стир обхватывает центуриона своими ручищами, сжимает. Отчетливый, страшный хруст костей. Проклятье! Я кричу. Тит Волтумий выгибается и тоже кричит, но продолжает вгонять в великана гладий. Раз за разом.
Еще и еще.
Наконец, они падают. Клубок разваливается. Вытянувшись, спокойный и величественный в смерти, лежит Стир — Бык, глаза его широко раскрыты и смотрят в небо.
Теперь они — одинаковые. Серо — голубые. В них больше нет безумия.
Окровавленный ком рядом с великаном германцем — Тит Волтумий.
Я не знаю, как должны умирать старшие центурионы.
* * *
Снег падает на поле битвы. На трупы моих "мулов".
— Арминий! — кричу я. — Арминий!
Он выныривает из тумана. В опущенной руке — спата.
Царь херусков отстегивает маску, открывает лицо.
Некоторое время мы смотрим друг на друга.
— Сдавайся, брат, — говорит Арминий. — Я смогу сохранить тебе жизнь. И даже больше. Ты станешь первым моим советником. Ты будешь легатом.
Меня передергивает.
— Я уже легат, — говорю я. — Ты забыл, брат?
Я поднимаю меч. Но, прежде чем начать схватку, я должен задать вопрос.
— Зачем ты это делаешь?
Глаза Луция — Арминия — ярко — голубые. Лихорадочные.
Знакомые глаза на чужом, бледном лице, обрамленном светлой щетиной.
— Рим — это прошлое, Гай. Будущее за ними, — Луций — Арминий показывает на своих германцев. Каждый из них ростом с пятиэтажную инсулу. — Видишь? Ты стоишь двумя ногами в прошлом, Гай, а они — уже давно в будущем. Скоро Рим рухнет под напором свежей крови. Нашей крови. Почему ты усмехаешься?
— Риторика, — говорю я и поднимаю гладий. Он весит тысячу фунтов. — Как я устал от риторики, брат.
Я кричу и бегу на строй белоснежных великанов.
* * *
Возможно, через много лет один из выживших в этой мясорубке посадит на колени внука и расскажет, как было дело.
— И тогда Нумоний Вала развернул конницу и пришел на выручку легионам? — спросит внук.
