Делтриан снова замешкался, выбирая один из возможных ответов — тот, который бы наилучшим образом успокоил хозяина корабля в этом неожиданном припадке праведного гнева. Пока он молчал, вопли продолжали беспрепятственно разноситься по залу.
— Объект — то есть Малкарион — все еще способен служить легиону. Правильно применяя пытки и болевой контроль, мы превратим его в сокрушительное оружие.
— Я уже отказался от этого пути. — Талос все еще не отключил силовой меч. — Я не собираюсь терпеть издевательства над его телом, а в своем безумии он с равной вероятностью направит огонь против нас.
— Но я мог бы…
— Хватит! Трон в огне, вот почему Вандред потерял разум! Внутренние свары. Перебранки. Когти, готовые перерезать друг друга ножами под покровом тьмы. Возможно, я не стремился к этому идиотскому пьедесталу, на который меня возвели братья, но сейчас я стою на нем, Делтриан. «Эхо проклятия» — мой корабль. Мы можем спасаться бегством, можем быть обречены, но я не умру без боя, я и не отправлюсь навстречу смерти с грузом этого чудовищного святотатства на совести. Ты понял меня?
Конечно, Делтриан не понял. Все это звучало слишком по-человечески для его аудиодатчиков. Любые действия, основанные на чувствах и химических процессах, происходящих в организмах смертных, следовало стереть из памяти и полностью игнорировать.
— Да, — сказал он.
Талос расхохотался, но на фоне непрерывных воплей дредноута смех прозвучал резко и горько.
— Лжец из тебя паршивый. Сомневаюсь, что ты хотя бы помнишь, что это такое — уважать или доверять другому существу.
Развернувшись спиной к жрецу, Талос взобрался на саркофаг, подтянувшись на одной руке. Силовой меч затрещал и загудел, почти задев стазис-поле.
Талос всмотрелся в выгравированный на металле образ Малкариона — его повелителя, его истинного повелителя до правления Вандреда, — блистательного в этот давний миг славы.
— Все могло бы пойти по-другому, — произнес Талос, — если бы ты остался жив.
— Не делайте этого, — в последний раз возразил Делтриан. — Эти действия нарушают условия клятвы моего ордена Восьмому легиону.
Талос его не слушал.
— Простите меня, капитан, — сказал он вырезанному на саркофаге изображению, занося меч.
— Постой.
Удивление заставило Талоса обернуться. Он оставался на месте — примерно на половинной высоте дредноута и с мечом, готовым рассечь силовые кабели, ведущие от машин системы жизнеобеспечения к саркофагу.
— Постой, — повторил Узас.
Второй Повелитель Ночи так и не встал с палубы. Он стучал клинком цепного топора об пол: тук-тук… тук-тук… тук-тук.
— Я что-то слышу. Какую-то систему. Систему в хаосе.
Талос оглянулся на Делтриана.
— О чем он говорит?
Последний обмен репликами погрузил техножреца в такое недоумение, что он чуть не пожал плечами. Но, следуя менее человеческой модели поведения, вместо этого, Делтриан разродился треском негативного кода.
— Требуется уточнение. Вы спрашиваете меня о значении слов вашего брата, полагая, что я могу предоставить некое пояснение?
— Я тебя понял.
Он спрыгнул с саркофага, громыхнув ботинками по палубе.
— Узас. Говори со мной.
Узас все еще негромко и ритмично постукивал топором.
— За воплями. Послушай, Талос. Прислушайся к ритму.
Талос взглянул на Делтриана.
— Адепт, ты не можешь просканировать и установить, о чем он говорит? Я слышу только крики.
— Шестнадцать моих вспомогательных программ ведут постоянную диагностику.
Узас наконец-то поднял голову. Тусклый свет зала отразился от кровавого отпечатка пятерни на его наличнике.
— Ритм никуда не делся, Талос.
— Какой ритм?
— Ритм… его ритм, — отозвался Узас. — Малкарион жив.
Талос снова обернулся к саркофагу.
— Почтенный жрец, ты очень обяжешь меня, если пояснишь, что именно включает в себя ритуал воскрешения, практикуемый вашим орденом.
— Это запретное знание.
Конечно. Тогда не выдавай свои секреты, просто… объясни приблизительно.
— Это запретное знание.
Пророк почти рассмеялся.
— Это как выжимать кровь из камня. Помоги мне, Делтриан. Я должен знать, что ты делаешь с моим капитаном.
— Мы применяем сочетание усиленных синаптических импульсов, электрических систем жизнеобеспечения, химических стимуляторов и внутренних стабилизаторов физиологии.
— Прошло много времени с тех пор, как ты в последний раз играл в апотекария. — По тону Узаса было понятно, что он ухмыляется. — Мне сбегать и привести Живодера?
Услышав, как его заблудший брат шутит, Талос едва сдержал невольную улыбку.
— Звучит подозрительно похоже на те методы, что мы используем для пыток, Делтриан.
— Так и есть. С объект… с Малкарионом всегда было сложно работать. Для того чтобы его пробудить, требовались невероятные усилия и концентрация.
— Но сейчас он проснулся, — сказал Талос. — Он не спит. Так зачем же продолжать ритуал?
Из горлового вокалайзера Делтриана вырвался сердитый треск.
— Что, во имя ста тысяч бездн варпа, это было? — спросил Талос.
— Выражение нетерпения, — ответил жрец.
— Как-то очень по-смертному для тебя.
Делтриан повторно издал тот же звук, на сей раз громче.
— Со всем уважением, но вы демонстрируете невежество. Ритуал воскрешения не прерывается немедленно после того, как объект пробудился физически. Его сознание не реагирует на окружающее. Мы пробудили его останки, позволив соединение со священной боевой машиной. Но его разум все еще спит. Ритуал продолжается, чтобы вновь возжечь и восстановить его аниму.
— Его… что?
— Его способность осознавать себя и разумно реагировать на поступающие сигналы внешнего мира. Его сознание, проявление его жизненного духа.
— Ты имеешь в виду его душу. Его разум.
— Как скажете. Мы воскресили его мозг и тело, но не разум и душу. Разница очевидна.
Талос втянул сквозь зубы застоявшийся рециркулированный воздух.
— Когда-то у меня была собака. Ксарл любил тыкать в нее палкой.
Делтриан застыл. Хотя глазные линзы техножреца оставались сфокусированными и неподвижными, его внутренние процессоры отчаянно заработали, пытаясь найти хоть толику смысла в последних словах Талоса.
— Собака, — вслух произнес он. — Четвероногое животное. Семейство Canidae, род Canis, отряд хищники.
Талос снова смотрел на саркофаг, прислушиваясь к воплям.
— Да, Делтриан, собака. Это было до того, как Нострамо сгорел, до того, как мы с Ксарлом вступили в легион. Уличные мальчишки, мы мало знали о том безумии и беззаконии, что творится в мире за пределами нашего города. Мы думали, что живем в сердце войны бандитских группировок. По прошествии времени это заблуждение порой казалось мне забавным.
