— Нет! — закричала она. — Нет! Нет!
— Ты можешь ею пользоваться, — сказал я мальчишке.
— Нет! — не унималась она. — Нет! Нет! Нет! Нет!
Она бросилась на колени и, рыдая, протянула ко мне руки.
— Он всего лишь какой-то раб! — глотая слезы, кричала она. — А я должна была стать убарой Коса! Убарой!
— Он будет тобой пользоваться, — настойчиво повторил я.
Не переставая захлебываться рыданиями, она закрыла лицо руками.
Смех в зале стал еще громче. Я с удовлетворением оглянулся по сторонам. Из всех присутствующих не смеялась только Лума. В ее глазах блестели слезы. Во мне поднялась волна негодования. Завтра же, подумал я, она будет наказана плетьми.
Стоя рядом со мной на коленях, Сандра заливалась хохотом. Поймав ее за волосы, я резким рывком отбросил ее от себя. Она тут же принялась целовать мне руку, но я снова отшвырнул ее от себя. Уже через мгновение ее щека опять терлась о мою ладонь.
Мальчишка Фиш поглядывал на девушку Вину с легким состраданием. Они оба были еще слишком молоды: ему, вероятно, было около семнадцати, ей на вид — пятнадцать — шестнадцать. Поколебавшись с минуту, он подошел к ней и помог встать на ноги.
— Я — Фиш, — сказал он.
— Ты всего лишь какой-то раб! — закричала она, не желая даже взглянуть на него.
Он взял ее за ошейник и, осторожно потянув за него вверх, заставил ее посмотреть ему в лицо.
— Кто ты? — спросил он.
— Я — убара Вивина! — раздраженно бросила она.
— Нет, — покачал он головой. — Ты — рабыня.
— Нет! Нет, — истерично повторила она.
— Да, — сказал он, — и я тоже — раб.
И тут он, ко всеобщему удивлению, держа ее лицо в своих ладонях, едва коснувшись, поцеловал ее в губы.
Она смотрела на него сквозь застилающие ее глаза слезы.
К ее губам, губам девушки, воспитанной в духе высокородных женщин, в отрезанных от окружающего мира покоях дворца на Тиросе, я полагаю, впервые прикасались губы мужчины. Она несомненно ожидала получить этот первый поцелуй, стоя в обвивающих ее тело шелках свободной спутницы, под сияющими золотистым огнем светильниками над ложем косского убара. Но именно здесь, а не в мраморном дворце убара Коса ей довелось встретить этот первый в ее жизни поцелуй. Не убарой приняла она его, и не убаром был он ей подарен. Этот поцелуй был встречен ею во дворце Порт-Кара, во владениях ее врагов, под чадящими на стенах варварскими факелами, стоя перед развалившимся за столом ее хозяином. И не в шелковых одеяниях свободной спутницы и убары стояла она, а в короткой измятой тунике рабыни-посудомойки, со стягивающим ее горло рабским ошейником. И губы, прикоснувшиеся к ее лицу, тоже были губами ничтожного раба.
К нашему удивлению, она не выказала никакого сопротивления поцелую мальчишки.
Он продолжал держать ее лицо в своих ладонях.
— Я — раб, — сказал он.
К нашему всеобщему несказанному изумлению, она, при всей своей холодности, высокомерии и неприступности, ответила ему долгим взглядом и подняла, с величайшей робостью, свои губы к его лицу, чтобы он, если ему это приятно, мог коснуться их снова.
И он снова осторожно и бережно тронул их своими губами.
— Я тоже рабыня, — едва слышно произнесла она. — Меня зовут Вина.
— Ты достойна быть убарой, — сказал он, удерживая ее лицо в своих ладонях.
— A ты — убаром, — прошептала она.
— Я думаю, — сказал я ей, — ты найдешь объятия мальчишки Фиша, пусть и на рабской подстилке, более подходящими для себя, чем заваленную шкурами постель толстяка Луриуса, этого убара, в жены которому ты предназначалась.
Она посмотрела на меня со слезами на глазах.
— На ночь, — распорядился я, обращаясь к старшему кухонному мастеру, — скуешь их одной цепью.
— Покрывало одно? — спросил он.
— Да, — ответил я.
Девушка снова разразилась рыданиями, но Фиш, осторожно поддерживая ее за руку, вывел ее из зала.
Глядя на них, я рассмеялся.
Остальные поддержали меня дружным хохотом.
Шутка удалась на славу: действительно — не только сделать рабыней-посудомойкой девчонку, которой предназначалось стать убарой всего Коса, но и бросить ее в постель самому обычному мальчишке-рабу! Об этом еще долго будут рассказывать не только во всех портах Тассы, но и по всему Гору! Как посрамлены будут Кос и Тирос — извечные враги моего Порт-Кара! Какое это удовольствие — унизить врага! Как приятно иметь власть, богатство, успех!
Нетвердой рукой я полез в стоящий у моих ног мешок и, набрав полную горсть золотых монет, швырнул их в зал, с улыбкой наблюдая, как падают на пол золотые кружочки, попавшие ко мне из Ара, Тироса, Коса, Тентиса, Тарии и самого Порт-Кара! Приверженцы мои с диким хохотом, расталкивая друг друга, полезли под столы, подбирая раскатившиеся по всему залу золотые монеты. И каждая из них — двойного веса!
— Паги! — крикнул я, поднимая кубок, мгновенно наполненный Телимой,
Жаль только, что Мидис с Табом не могут сейчас разделить со мной весь этот триумф. Я стоял, покачиваясь и держась рукой за стол.
— Паги! — потребовал я, и Телима снова наполнила мой кубок. И тогда опять полез в мешок и, зачерпнув пригоршню золотых кружочков, с диким хохотом швырнул в самый дальний конец зала, криком подбадривая бросившихся подбирать их, ползающих по полу на четвереньках моих приверженцев.
Я пил и расшвыривал монеты, пил и расшвыривал.
Зал наполнился безудержным хохотом и ликующими воплями.
— Да здравствует Боcк! — доносилось до меня со всех сторон. — Слава Боску, адмиралу Порт-Кара!
Я с остервенением швырял пригоршни все новых золотых кружочков в зал, и все громче звучали в ответ прославляющие меня голоса моих при верженцев.
— Да! — кричал я и сам. — Да здравствует Боек!
И все подносил и подносил Телиме свой ненасытный кубок.
— Слава Боску! — стояло у меня в ушах. — Слава адмиралу Порт-Кара!
— Да! — хрипел я. — Да здравствует Боек! Да здравствует!
До меня донесся какой-то словно исполненный страха крик, и я, повернувшись, сквозь застилавшую мне глаза мутную пелену разглядел сидящую на краю стола, прикованную к нему Луму. Она смотрела на меня. В ее глазах застыл ужас.
— Ваше лицо! — воскликнула она. — Что с вашим лицом?
Пошатываясь на нетвердых ногах, я недоуменно уставился на нее.
В зале внезапно воцарилась тишина.
— Нет, — пробормотала она, встряхивая головой. — Ничего. Уже ушло.
— Что случилось? — спросил я.
— Ваше лицо… — едва слышно ответила она.
— Что с ним? — не понял я.
— Нет-нет, ничего, — она опустила глаза, г. — Что с ним такое? — потребовал я ответа.
