Меж тем удар Святогора оказал волшебное действие на змею: она освободилась от потустороннего заклятья и стала прекрасной девушкой Пленкой, переродилась, так сказать. Подняла красавица золотой алтын и побежала на ближайшее торжище платье себе покупать.
Народ, конечно, очень удивился, но виду не подал. Не каждый день, вообще-то, голые красавицы бегают по базарам с золотым наперевес. Продали ей платье, даже денег никаких не взяли. В виду предъявления всему честному миру истинной красоты и привлечения покупателей.
Долго ли, коротко ли она странствовала, но нашла Святогора и поведала ему свою историю, заодно с сохраненным алтыном. Великан не сразу поверил, что эта краса-девица и есть та самая змея, которую он ненароком прибил. Потом махнул рукой: мало ли какие чудеса на свете случаются! Женился на Пленке, как и предсказала Макошь, а вскоре у них дочери родились — Пленкини.
Успокоился Святогор, обрел, наконец, счастье и умиротворение. Но однажды понял: ша, надо развеяться. Не в том смысле, чтобы к другим женщинам убежать, а в том, чтобы отдохнуть от своего женского царства. На рыбалку сходить, на охоту — так, чтобы устать и соскучиться по жене и дочерям. Пленка все поняла и не препятствовала, к тому же племянник ее по прошлой жизни опять куда-то подевался и нервы им не портил своими попытками пробиться в Явь.
Вот тогда-то и встретился Святогору Микула Селянинович. Вот потом-то, по возвращению в родные пенаты и родился у него сын Чурила, прозванный Пленкович, последняя радость на старости лет.
Но, видать, такая уж родительская доля: вырастив детей, отпускать их в другой мир, молодой и многообещающий. Самим же оставаться в старом, насыщенном тревогами и опасениями. Остались и Святогор с Пленкой вдвоем, и уже одного просил метелиляйнен у Бога, чтобы дозволил им с женой умереть в один миг, чтобы не разлучил даже в Смерти.
Думал Святогор, как же со змеем Горынычем сладить: силы его не вечны, а тварь никаких признаков старения не выказывает. Все также ощутимо отдаются его шаги на скале, когда он пробирается сквозь камень, чтобы вырваться на белый свет и устроить свое непотребство. Метелиляйнен давно изготовил опознователь для себя в виде колокольчика, соединенного жилами с горой. Начинает гранит дрожать под поступью великого Змея, начинает бубенчик выводить свой малиновый звон. Пора двигаться к озеру.
Зимой можно выходить прямо на лед, а по открытой воде был устроен причал, чтобы на плотах, да лодках не колебаться. Вывалится Горыныч, приходит в себя — тут-то ему можно по головам настучать, на крылья прищепки посадить, чтобы, стало быть, про полеты во сне и наяву забыл на время. Ничего не остается тогда Змею, как шипеть нецензурности и убираться восвояси.
Но не всегда получается оказаться в нужном месте и в нужное время. Отлучился куда-нибудь Святогор вместе с супружницей, а тут Горыныч решит в очередной раз попытать удачу — ему и карты в руки, точнее — в лапы. Вырвется, подлый, на свободу и развлекается за все прошлые неудачные свои попытки. Возвращается, еле брюхо на лету поддерживая. Но, опять же, обходится без фанатизма: казалось бы, чего проще — спалить жилье метелиляйнена, и дело с концом. Но не тратит на это свое время Змей, вот если бы сам Святогор подвернулся бы в каком-нибудь невменяемом состоянии — тогда другое дело. Да и великан, случись ему присутствовать при возвращении чудища, никогда со спины не нападал.
Кодекс поведения за долгие годы такой выработался, что ли.
— Наступит время, и прибью я тебя насмерть, — говорил иногда метелиляйнен.
— Это точно, — шипел Горыныч в ответ. — Смерть моя придет от несварения желудка, когда ты в нем перевариваться будешь
— Нет, гад, ты не понимаешь, — возражал Святогор. — Не помру, пока ты жив. Нельзя тебя безнадзорно оставлять безобразничать на этой Земле.
— Поживем — увидим.
С гибелью Змея, конечно, врата не закроются. Всегда есть вероятность, что пройдет через них злобная тварь. Но не у каждого из обитателей Нави есть такое желание. Разве что, в годину лихолетья, когда наступает время перемен, либо во время войны. Вот тогда всю нечисть, словно манком манит, пробраться в Явь. Она и глаза отведет, так что люди ничего вокруг себя видеть не будут, даже если, вдруг, и захотят. Но большинство и не желает видеть ничего — спокойней жить.
Ну а в войну понятно: много добычи, даже избыток, всегда есть, кого выбирать. И после наступления мира — тоже неплохо. В это время, как правило, те, кто был трус и негодяй, подлец и сволочь, активно начинают истреблять тех, кто принес им долгожданную победу. Подлецам все способы хороши. И на их стороне — государева власть, а также пробравшиеся из Нави твари. Победители не могут существовать — они пожираются изнутри, причем, как правило, своими соотечественниками. И в итоге начинают жить хуже, чем побежденные — закон природы.
Святогор пытался осмыслить свою жизнь и оставался доволен. Счастье для него не было чем-то мифическим, вроде преданности какому-то быдлу, либо делу, либо тому и другому. Он испытывал радость, потому что у него была Пленка, у него были дочери, у него, наконец, был сын Чурила. У человека ли, у метелиляйнена можно отнять все: положение, достаток, семью, жизнь, в конце концов. Но никто и никогда не сможет отобрать память. Даже Смерть. Счастье — дело проходящее, но память о счастье — вечна.
Став стражем на берегах Лови-озера, Святогор не искал себе почестей. Не нужны были ему признание народа, покровительство властьимущих. Он так хотел, и сам выбрал себе участь. Это, как на войне: даст какой-нибудь ублюдок приказ стоять насмерть, а сам — в кусты, или погибнет преждевременно. И вот в самый разгар безнадежной резни, когда забывается и приказ, и тот, кто его дал, и Родина, и даже то, что ты нужен своим родным и близким живым, возникает дикое чувство: я не отступлю. Я не уйду не потому, что смогу победить, а потому что никому не позволю себя считать проигравшим. Я буду биться оружием, подручными средствами, голыми руками, просто зубами, но меня не сломить, даже если битва плавно перетечет в неизбежный покой Смерти.
Так проявляется истинная Сила духа, которую боятся как враги, так и свои — те, кто привык мыслить масштабно. Герои нужны только управляемые.
Никто из людей не ведал, что на страже их покоя стоит великан, племя которого давно должно было вымереть, да и любые упоминания о которых в летописях вымараны. Святогору было от этого ни тепло, ни холодно. Ему было важно, что дурной пример упорного Горыныча никто из легиона нечисти не поддерживает — себе дороже. И очень надеялся, что после его ухода от дел такое положение сохранится, сделавшись само собой разумеющимся правилом, которое нельзя нарушать. Вот еще и поэтому Великого Змея надо было уничтожать.
