Я нечист, понял он. Поэтому столь бесплодны все мои попытки. Тем, что я натворил, я лишил себя возможности воспринимать и даже краем глаза улавливать суть мироздания. Неужели я уже никогда больше не увижу Бога–над–Богом, с тревогой подумал он. Неужели все это для меня закончилось?
Это мне в наказание, решил он.
Но ведь я его не заслуживаю, громко взывало к справедливости все его естество. Я должен быть так серьезно наказан из–за Сюзи. Ведь она была душевнобольной — даже камень отвернулся от нее в отвращении. Это именно так — камень был чист, нечистою была она сама. И все же, подумалось ему, как это ужасно, что она умерла. Ум, живость и душевный огонь — Сюзи обладала всеми этими качествами. Только вот свет, источаемый ею, был неровным светом, каким–то разрушительным. Это был свет, который обжигал и ранил…, вот хотя бы меня, например, Он гибельно на меня воздействовал. Моей рукой водил инстинкт самозащиты. Это совершенно очевидно.
– Меч, — произнес он. — Меч гнева Чемуша. Дайся мне в руки.
Он стал раскачиваться вперед и назад, еще раз воздел руки вверх, навстречу тому ужасу, что уже витал у него над головой. Его рука потянулась, чтобы схватиться за что–то и исчезла. Он ясно видел, как она растворилась в воздухе. Его пальцы шарили в пустоте, в пустом пространстве, простиравшемся на миллионы миль, в пространстве, непостижимом для человеческого ума… Он продолжал делать хватательные движения рукой, и вдруг его пальцы чего–то коснулись.
Клянусь, сказал он самому себе, если мне достанется меч, я воспользуюсь им. Как орудием мести за ее гибель.
Он еще раз дотронулся до чего–то, но не сумел схватить. Я знаю, это он, он здесь, подумал он. Я это ощущаю кончиками своих пальцев.
– Дай его мне! — громко крикнул он. — Клянусь, я не посрамлю его!
Он продолжал ждать, а затем, в его руке вдруг оказалось что–то твердое, холодное и тяжелое.
Меч! Он держал его в своей руке!
Он бережно опустил руку. Божественное творение, он весь источал энергию и свет, вся комната теперь, казалось, наполнилась его могуществом. Тони подпрыгнул от радости, едва не выронив меч на пол. Наконец–то он у меня, возликовал он в душе. Он бросился к выходу из комнаты. Меч дрожал в его слабой руке. Распахнув дверь, он выскочил на залитое солнцем крыльцо и, озираясь по сторонам, стал громко кричать.
– Где ты, могучий Форморазрушитель, ты, враг всего живого? Приди и сразись со мною!
На крыльце появилась какая–то неуклюже двигавшаяся фигура. Согбенное существо, которое брело вслепую, как бы привыкнув к тьме, царящей глубоко под землей. Оно поглядело на Тони словно подернутыми пеленой глазами; на нем была пыльная рубаха, прилипшая к туловищу… Двигаясь, существо оставляло за собой четко различимый шлейф мельчайшей пыли.
Он на последней стадии распада. Пожелтевшая, сморщенная кожа обтягивала хрупкие кости, щеки глубоко запали, беззубый рот был приоткрыт. Форморазрушитель, увидев Тони, заковылял к нему. Прихрамывая на обе ноги, он тяжело, с присвистом дышал и попытался проскрипеть совершенно невнятно несколько слов. Его высохшая рука ухватилась за Тони, и он наконец проскрежетал:
– Эй, Тони. Эй. Эй, что это с тобой?
– Ты пришел встретиться со мной? — спросил Тони.
– Да, — задыхаясь произнес тот и подошел ближе еще на шаг. Теперь Тони ощущал и исходивший от него запах, смешанный запах плесени и гнили, накопившейся в нем за много столетий. Ему недолго осталось жить. Дернувшись в сторону Тони, он разразился мерзким кашлем, слюна побежала вниз по его подбородку и стала капать на пол. Он попытался вытереть слюну тыльной стороной ладони, покрытой твердой коркой омертвевших тканей, но это ему не удалось.
– Я желаю тебя… — начал было Тони, но затем без лишних слов проткнул мечом Чемуша мягкое брюхо своего смертного врага.
Целые гроздья копошащихся червей, белых мясистых червей, посыпались из раны, когда Тони вытащил из живота свой меч. Форморазрушитель снова то ли рассмеялся, то ли закашлялся; он стоял, раскачиваясь из стороны в сторону и пытаясь схватиться за Тони…, затем отступил на шаг и стал разглядывать червей, груды которых росли прямо перед ним. Крови не было — один сплошной мешок, наполненный гноем и гнилью, и ничего более.
Форморазрушитель грузно опустился на одно колено, все еще продолжая выкашливаться. Затем каким–то конвульсивным движением вцепился себе в волосы. Между его цепкими пальцами появились пряди длинных выцветших волос. Он дернул себя из последних сил за волосы и протянул руку с клоком вырванных волос в направлении Тони, как будто хотел вручить ему нечто бесценное.
Тони еще раз воткнул в него свой меч. Теперь он уже лежал у ног Тони, ничего больше не видя: глаза его полностью подернулись как бы резиновой клейкой пеленой, рот безвольно открылся.
Я умертвил Форморазрушителя, с гордостью подумал Тони.
Откуда–то издалека, с другого конца жилого комплекса, раздался окликавший его голос:
– Тони! Тони!
К нему спешил кто–то. Поначалу он не мог разобрать, кто это. Он сощурился от слепящего солнца и напряг зрение.
Глен Белснор. Он бежал изо всех сил.
– Я убил Форморазрушителя, — произнес Тони, когда Белснор одним прыжком взлетел на крыльцо. Грудь его тяжело вздымалась, — Видите?
Он показал кончиком своего меча на изуродованное тело, лежавшее между ними. Убитый, в самое последнее предсмертное мгновенье поджал под себя ноги и теперь лежал в позе зародыша.
– Это Берт Кослер! — Задыхаясь от душившей его ярости, вскричал Белснор. — Ты убил старика!
– Нет, — спокойно возразил ему Тони и посмотрел вниз, себе под ноги.
И тут он увидел, что это действительно тело Берта Кослера, поселкового завхоза, а заодно и сторожа.
– В него вселился Форморазрушитель, — сказал Тони, но теперь он уже и сам не верил этому. Он понял, что совершил. — Какой ужас! — воскликнул он. — Я буду молить Бога–над–Богом, чтобы он воскресил его.
Он развернулся и побежал к себе в комнату. Запершись, он еще долго стоял, весь трясясь. К горлу его подступила блевотина; он поперхнулся, стал часто–часто моргать…, жгучая боль наполнила весь его желудок, и ему пришлось скрючиться, постанывая от боли. Меч сам выпал из его рук, гулко ударился о пол. Лязг металла смертельно напугал его, и он отпрянул от него на несколько шагов, оставив его валяться там, где он упал.
– Открой дверь! — громко орал снаружи Белснор.
– Нет, — ответил Тони.
Зубы его стали непроизвольно клацать, жуткий холод стремглав пронизал его руки и ноги, этот же холод как бы тугим узлом перетянул желудок, и боль от этого стала еще мучительнее.
