– Да, я очень рад, – по-кошачьи гнусавит он, – а то, знаете, за годы преподавания я не раз задумывался, кому и зачем это может понадобиться, однако теперь вижу, что мои труды были не напрасны, даже если от них был толк только одному человеку.
– Ну, как минимум двум, – усмехаюсь я. – Моя одногруппница Яна теперь тоже на Муданге работает.
– О-о, отлично, – кивает Валентин, почесывая усы.
Тем временем ситуация вокруг Умукха приобретает новый оборот.
– А вы вот меняли свой внешний вид, – говорит неопределенного пола юное существо, – а вы еще как-то можете его поменять?
– Ну да-а, – кивает Умукх и смотрит на Азамата. – Можно показать?
Азамат разрешает.
Умукх перекидывается ктырем и облетает круг почета вокруг шарахающихся чиновников. Потом прилежно возвращается на свое место и снова вырастает.
– Здорово! – восклицает юное существо. – А еще как-нибудь можете?
Это начинает походить на «Кота в сапогах», но тут Умукх вдруг тормозит:
– Могу, но не буду сейчас.
– Почему же?
– Понимаете, – Умукх делает печальную рожицу, – полная форма очень большая и страшная, люди всегда очень пугаются. А я не хочу никого пугать. Поэтому не буду ее показывать.
Его, однако, продолжают упрашивать, так что Азамат решает вмешаться.
– Господа, раз уж Умукх-хон здесь, я бы хотел обсудить условия проведения исследований. Господин Сержо, может быть, мы отойдем и обсудим требования…
– Требования? – хмурится Сержо. – Вы предоставили образец, теперь это наша забота. Какие требования?
– Мои требования, – улыбается Азамат. – Умукх-хон – гражданин Муданга, а значит, я несу ответственность как за него перед вами, так и за ваше с ним обращение.
– Но он же добровольно согласился на исследования, – пожимает плечами Сержо.
– Добровольно-то добровольно, но я не могу назвать это информированным согласием, – вздыхает Азамат. – Боюсь, его представления о проекте сильно отличаются от ваших, более того, я не уверен, что могу определить степень осведомленности, необходимую для того, чтобы считать его согласие информированным. Поэтому какие-либо исследования могут проводиться только и исключительно по согласованию со мной или назначенным мной специалистом.
– Но у вас нет экспертов по ксенобиологии, вы не сможете компетентно оценить наши методики.
– Нет, но я могу компетентно предсказать возможное непонимание или раздражающий фактор, и в ваших интересах избегать подобных ситуаций.
Сержо упрямится, но тут за Азамата вступается Ваткин.
– Понимаешь ты, вы там чего-нибудь намудрите с этим негуманоидом, он вас порвет, а Байч-Харах, получится, виноват. Это никому не надо. Конечно, согласуйте все свои действия, и пусть у Байч-Хараха будет право вето.
– Я бы хотел также согласовывать личный состав сотрудников, – добавляет Азамат. – Лишний риск нам совершенно ни к чему.
– Хорошо, я вас понял, – скрипит зубами Сержо. – Это мы учтем.
– Давайте мы учтем это прямо сейчас и в письменном виде? – мурлыкает Азамат. – И подпишем в присутствии всех заинтересованных сторон.
– Правильно, правильно, – приободряется маршал. – Пошли-ка в мой кабинет, уединимся, так сказать. Кстати, Байч-Харах, а ты сувенирчик мне не привез?
– Привез, а как же, – улыбается Азамат. – Но напитки пришлось оставить на входном контроле.
Дальнейшие переговоры проходят не столь нервно. Я отлавливаю своего бывшего ректора, и мы с ним под воспоминания об институтских годах согласуем программу действий и помощи по медицинскому образованию на Муданге, а также для муданжцев на Земле. Ирнчин отвечает на вопросы о подробностях обстановки на границах муданжского космического пространства и о вероятности реакции со стороны джингошей – к счастью, мизерной. Даже Ажгдийдимидин при помощи Валентина ввязался в какой-то разговор, но я только услышала что-то о психологической подготовке духовников.
Унгуц тоже времени даром не теряет, находит энтузиастов обеспечить ему филологическую поддержку при культурном обмене, договаривается о цикле лекций об истории и культуре Муданга и туре по образовательным учреждениям Земли.
– Кстати, – замечает один специалист по транскультурным СМИ, – я знаю одну женщину с Муданга, она занимается сравнительным исследованием символов в муданжских и земных мифах, как раз недавно был на ее докладе, чрезвычайно интересно. Как-то же ее звали… Ах да, Эсарнай. С ней еще муж везде ездит, ни на шаг от нее не отходит, так что мне легко верится, что на Муданге необходимо просвещение в гендерном вопросе.
В общем, денек выдается плодотворный, мне даже между делом удается выяснить, какой медицинский вуз оптимально подойдет Киру, если он все-таки решится пойти этим путем, а также что вот прямо завтра там проходит день открытых дверей, и, если очень постараться, еще можно успеть записаться, так что я быстренько звоню Киру и намыливаю его в нужном направлении.
Домой мы приходим выжатые как лимон. Кроме Умукха, конечно. Тот бодр и весел и готов еще на десять переговоров сходить.
– Сомнительно мне как-то, – вздыхает Азамат, когда нам удается отпочковаться от прочего общества. – Умукх-хон сегодня этого Сержо, чуть я отвернулся, загнал в угол и давай расспрашивать – где он будет жить, да сколько это продлится, да что такое негуманоид. Пришлось растаскивать.
– Мне вообще этот Сержо не нравится. Отношение у него какое-то неправильное.
Азамат пожимает плечами.
– Не знаю, может, как координатор всего проекта он и ничего, ему же не придется непосредственно общаться с Умукх-хоном. Но я буду послеживать, в случае чего попрошу его заменить. И еще я подумал и на всякий случай потребовал включить в команду надзирающего скептика из какой-нибудь скептической организации, чтобы следил, как бы в науку не закралась идеология. И заодно чтобы пресс-релизы писал, скептики хорошо умеют это делать так, чтобы журналисты поменьше всего могли превратить в сенсацию на пустом месте.
Я открываю рот, чтобы согласиться, но тут с веранды доносятся какие-то писки и аханье, и мы выскакиваем посмотреть.
Оказывается, это Ажгдийдимидин, весь день теребивший свой волшебный браслет, внезапно его снял, а поскольку в этот момент как раз вел беседу, то случайно вырастил всю мамину рассаду в человеческий рост прямо в лотках.
– Ну, а кто мне теперь ямы копать будет под это? – возмущается мама. – Давай как вырастил, так и копай! Нет, а что, за тебя, что ли, другие работать должны?
Старейшина изо всех сил старается не смеяться, но выходит плохо, поэтому на монументальной рассаде раскрываются цветы, причем совсем не такие, как положено этим растениям.
