— Боже… — изумился Стейн. — Ты же не считаешь, что это…
— …И второй: задержать его, — закончил Торвальд, не давая сбить себя с курса. — На несколько часов. Он стал свидетелем чему-то или может сделать что-то, что потеряет свою актуальность в течение семи-десяти часов.
— Утром, — мрачно сказал Стейн, — отплывает Шиман.
— Утром мы вообще все расходимся, — напомнила Хельга. — А ещё меня беспокоит Ройе. Почему он сказал Габо, что раскусил нашего мелкого капитана?
— Он полицейский, — глухо проговорил Грегор. — В его обязанности входит арест преступников.
— Он экологический полицейский, — возразил Стейн.
— Это не значит, что он имеет право хватать только экологических преступников. Он имеет право хватать всех.
— И поэтому предупредил?
— Да. Его дело — предупредить, а уж наше — спрятать.
— Куда? — простонала Хельга. — Куда спрятать эту пьянь?
— У меня появился третий вариант возможной цели нашего злоумышленника, — сказал Габо.
— Какой?
— Сорвать наше совещание. Мы уже полчаса не говорим ни о чем, кроме Дика. Мы не обсуждаем наши планы.
— Потому что эти планы строятся на предложении Дика, — заметил Стейн.
— Но мы ведь знаем суть предложения, — возразил Торвальд. — Мы можем, отталкиваясь от него, разрабатывать планы дальше.
— Как? — спросила Хельга. Всё строилось на том, что у него в Шоранде есть какие-то завязки. Что он с кем-то может выйти на контакт.
— Но и у нас там есть «какие-то завязки», — напомнил Торвальд. — У нас есть экологи: господин Бадрис, госпожа Кейн и господин Ву.
— Ты предлагаешь открыться перед ними?
— Рано или поздно придётся открываться, — пожал плечами Торвальд. — Или мы рассчитываем на то, что это сделает за нас ребёнок, который ничего не боится, потому что считает себя уже мёртвым?
— Он правильно считает, — проворчала Хельга. — Потому что как только он протрезвеет, я сверну ему похмельную башку!
— Почему он всё-таки не мог напиться сам? — рассудил вслух Стейн.
— Не в характере, — сказал Торвальд.
— Он мог просто не рассчитать дозу.
— Нет, — возразил Габо. — Он, конечно, со спиртным не на самой дружеской ноге, но он знает свою меру. И он знал, что вечером у нас будет разговор. Он бы перестраховался.
— Но так бывает, — сказал Стейн. — Знаете, когда подолгу ждёшь каких-то больших неприятностей и живёшь в напряжённом состоянии… иногда хочется… просто завалиться набок. Ты же сам сказал, Тор — он ещё ребёнок. Он мог… сломаться от напряжения.
— Я е исключаю такой вариант, — кивнул Тор. — Но всё это как-то… натянуто.
— Крейнер сказал, что он вышел из зала вскоре после танца с Хельгой и в зале не пил ничего крепче пива, — добавил Габо.
— Пошёл отлить, — развила его мысль Хельга. — По вашей мужской привычке — через борт. Слегка подмёрз. Подошёл кто-то по тому же делу, дал флягу — на, мол, хлебни. Оно легло в желудке на пиво. И готово.
— «Готово» не бывает сразу. А он знал, что ему предстоит разговор. И отправился не в туалет — опорожнить желудок…
— Хотя он мог бы сделать это так же, через борт, — вставил Стейн.
— Именно. А его вместо этого понесло на верхнюю палубу. И он прошёл при этом, — Габо показал на дверь, — мимо нашей кают-компании. И не удосужился заглянуть.
— Да воздухом полез дышать, — гнула свою линию Хельга. — А заглянуть хотел уже протрезвевший. Только не рассчитал и задрых там. И с чего ты взял, что он прошёл мимо нас? Он мог подняться и по наружному трапу.
— Такой пьяный?
— Ох, да бросьте вы! Ну с кем из вас не случалось такого, что, казалось бы, на уши не натянешь?
— Это верно, — кивнул Торвальд. — Жизнь часто бывает нелогична — а мы предаёмся соблазну стройных и логичных схем. В конце концов, на корабле есть человек, который очень хотел бы скомпрометировать юношу.
— Но не убить же, — Стейн выбросил перед собой руку. — Помилуй, Тор!
Габо насмешило это невольное язычество.
— Не хочется об этом даже думать, правда? — усмехнулся Торвальд. — И тем не менее, нужно проверить, что делал адмирал Вальне после того как Дик покинул зал. И что в это время делали люди Шимана.
— Если мы подозреваем Шимана, то почему бы нам его просто не задержать? — подал голос Грегор.
— Детонатор не позволит, — поморщился капитан «Фаэтона». — Он помешан на законности.
— Рива — и законность! — фыркнул Грегор.
— Вы будете смеяться, но больших законников среди вавилонян не сыщешь. Когда из-за любого разногласия в любой момент может пролиться кровь, люди начинают придавать большое значение сдерживающим механизмам. Рива давно взорвались бы от внутреннего давления, если бы на каждый чих у них не имелось своё «Будь здоров».
— И грабят они нас вполне законно, — фыркнула Хельга. — Нет, ребята, я в их законность не верю.
— И тем не менее, Ройе на ней помешан. Погодите-ка, — взгляд Торвальда внезапно просветлел. — А ведь мы можем привлечь его как эксперта к составлению хартии.
Стейн поперхнулся холодным кофе.
— Ройе к нашим делам? Как эксперта? Вы спятили, ребята.
— Он в курсе, что у нас укрывается Ричард Суна. Он и так может подвести нас под монастырь в любой момент, — возразил Грегор
— А если мы уговорим его помочь… — подхватила Хельга. — То он окажется с нами в одной лодке. Это слишком хорошо придумано, чтобы получиться, Тор.
Капитан Нордстрем сложил руки в замок и сжал так, что побелели ногти.
— Почему бы нам не попробовать? — сказал он. — Что мы теряем?
— Мы с тобой можем потерять гражданство Рива и головы, — сказал Габо. — Остальных, в лучшем случае, спишут на берег и навсегда запрут в «колонии прокажённых».
— «Навсегда» — это в применении к Рива слишком оптимистично, — качнул головой Торвальд. — А ты рисковал головой и за меньшее.
— Было дело. Но тогда у меня были хорошие шансы.
— Сейчас у нас шансы лучше.
— И каковы они?
— Где-то один к пяти.
— Пять против одного, что ты свернёшь себе шею? Тогда я подписываюсь, — сказала Хельга. — Извини, я пошутила. То есть, подписываюсь-то я на самом деле, а…
— Я понял. Грегор?
— С вами.
— Дельгадо?
— Конечно.
— Значит, завтра мы берём Ройе в свидетели нашей сделки с Шиманом и предлагаем ему посодействовать примирению Сога и Сейта.
— А что мальчик?
— Давайте дождёмся, пока он проспится.
Габо зевнул.
— Лично я завидую ему лютой завистью.
* * *
Если говорить о состоянии тела, то Дик лишь однажды чувствовал себя хуже — когда умирал от пневмонии в подземельях Пещер Диса.
