Перси сказал в микрофон:
– Без проблем. Если что, спланируешь, сядешь. Я тебя подберу. Черт с ним, с самолетом, давно списать пора. А пока – давай, тренируйся.
Парень предпринял еще одну, видимо, последнюю попытку. И тут Перси заорал:
– Держи! Держи!! Держи!!!.. Так!! Готово, есть!
Рыдающего горе-аса увели, Перси напоследок хлопнул его по спине:
– Молодец! Я доволен.
А четвертый пилот не вернулся. На радиопризывы наши не отвечал. В бортжурнале Перси сделал о нем пометку: «Пропал без вести 13 января 1358 года».
– Ищете, чем заняться, лишь бы ничего не делать, Одиссей?
Голос раздался как бы с небес, потому что свежевырытая траншея, в которой я находился, уже достигла глубины моего роста. И землекоп Одиссей Гор заслужил минуту отдыха, разве нет?
Я перестал строгать деревяшку и уставился на ботинки Яна. Поднял голову, лицезря последовательно его брюки, рубашку с расстегнутым воротом, и наконец, сам божественный лик. По случаю жаркого климата он позволил себе щеголять без пиджака. Пробковый солнцезащитный шлем увенчивал его гениальную голову. Такой же прикрывал глупую мою. Трость Ян держал в руке – видно в здешнем тепле ноге его совсем полегчало.
– А вы чем заняты, профессор?
Он осклабился.
– Между нами – большая разница. Если я стану все время работать, то когда же мне думать?
– А над чем размышляете?
– У многочисленных народов самые большие перспективы. Эгваль – людское море – ждет великое будущее. Хотя сейчас не скажешь. Нищета. Продажность верхов. Как они сквозь пальцы смотрят на нашу вылазку…
– Ерунда. Эгваль вроде издыхающего пустынного дракона… Мы с легкостью их победили.
– А мне кажется: два года назад это они нам врезали.
Я слушал его с удовольствием. Сын Великого Магистра – в самом деле, вольнодумец. А он снова уставился на игрушку в моей руке, словно вспомнив, зачем пришел.
– Персиваль зовет нас. Бросайте эту дрянь.
Я послушался и бросил. С жужжанием «дрянь» взвилась в воздух, крутясь так быстро, что виднелся только туманный круг. А я, опершись руками о края траншеи, выпрыгнул из нее и встал рядом с Яном. Он изумленно топтался, поворачиваясь всем корпусом. Я спросил:
– Никогда не видели бумеранга?
Эти слова должны были отвлечь его внимание.
В-з-з-з-з-з!..
Не оборачиваясь, Ян поднял трость, моя летающая деревяшка с треском ударилась в нее и упала у наших ног.
– Идемте, – повторил Ян. – Не надо срывать на мне свое дурное настроение.
Мы прошли по короткой улочке, образованной двумя рядами полусферических куполов – палаток-кулеров, защищавших нас от свирепой дневной жары. Вокруг каждой лепестками огромного цветка раскинулись сверкающие плоскости солнечных батарей. Работали мы только ночами или ранним утром. Сейчас двенадцать, до полудня два часа. Сил оставалось лишь на строгание игрушечных бумерангов. Время сиесты.
Одна из палаток в конце «улицы» перегораживала ее, в тупичке стоял вездеход – открытая машина – личный транспорт его королевского величества – Персиваля Лауреля. Он теперь требовал, чтобы его называли полным именем, без фамильярных сокращений. В машине была стационарная рация – доносить до нас начальственную волю. Персиваль приказал, чтобы портативные (страшно неудобные) переговорники мы всегда таскали с собой.
В тесном тамбуре я пропустил Яна вперед. Внутренняя дверь открылась. О-ох, слава Марии-деве! Вдыхать пресный кондиционированный воздух показалось счастьем. Важный, как индюк, Перси встретил нас пронизывающим взглядом, выдержал многозначительную паузу. Вкусите, дети мои, райского блаженства, пока я не взялся за вас всерьез. С ним были обе наши женщины. Как раньше Эвишка была в фаворе у Яна, так теперь Наташа наверстывала упущенное. Я для нее – пройденный этап.
– Порадуйте, профессор, – сказал Перси.
– Скелетики… – ввернул я.
Всю неделю, раскапывая очередной, осевший почти до неприметности холм, что тысячу лет назад был жилым строением, мы обнаруживали одно и то же. Энтузиазма от этого не прибавлялось. В лагере возросло потребление снотворных, кто-то попробовал баловаться спиртным, что в такую жарищу смерти подобно.
Ян сказал:
– Здесь держали оборону. Потом город горел. Уцелевших расстреливали группами или по одному – возможно, после допроса. Встречаются сходные повреждения пальцевых фаланг. Иногда мы находим это, – Ян показал нечто вроде монеты тусклого желтого цвета – в сплаве в значительной доле присутствовало золото. Даже спустя тысячу с лишним лет изображение молодой женщины было вполне различимо. На обратной стороне надпись: «Славься, Мария».
– Грабители? – предположил Перси. Губы его сжались, словно укусил чего-то кислого.
– Жалкая добыча не оправдала бы усилий по уничтожению города.
– Так что же это? – с надрывом сказала Эвишка. – В последнюю секунду амулет сжимала детская рука! Кто и зачем сделал с ними такое?
Ян отвечал с подчеркнутым безразличием.
– «И Слово Ее простерлось над Миром: Проклинаю вас и детей и внуков и всех потомков ваших до скончания времен. Не течь водам, не идти дождям, где селиться станете. Не родить земле, что вспашете, не взойти зерну, что бросите. Смерть ваш удел и забвение».
– Святая Мария, похоже, злобная была девушка, – сказал я. – Мирный город ей не угодил…
– Не так, – подала голос Наташа..
Ян продолжил за нее.
– Я всегда утверждал, (за что подвергнут остракизму в научных кругах), что Единая Вера изначально не была таковой. Что сторонники ее находились в меньшинстве и подвергались гонением. Мы наглядно в этом убедились. Здесь погибли – были истреблены приверженцы божественной природы Девы Марии.
– Ругань Марии – в карателей брошена, – догадался я. И тут же понял, почему злится Перси. – Мы нашли не то, что искали!
– Именно, – сказал Ян. – Мертвый Город, пока жил, был воплощением зла и могущества. Мы нашли останки его жертв.
Перси встал.
– Сворачиваемся по расписанию два.
И мы, вослед, дружно встали – выполнять гениальное указание. Сворачиваться, то есть.
Против ожидания, снаружи оказалось совсем не жарко.
– Что такое? – воскликнул Ян.
– Смотрите… – Эвишка.
– (непристойное слово), – Перси.
На юге ровная как стол равнина по-прежнему таяла на горизонте в ржавом мареве, скудея растительностью, чем дальше, тем больше. А на севере, где за чередой покрытых лесом холмов вздымалась, белея снеговыми верхушками, горная гряда – сейчас словно начиналась ночь. Черное, треугольное, вершиной вниз облако росло на глазах. Под порывами ветра на земле кружились и опадали пылевые змейки.
