Трамп на большой скорости и по крутой траектории входит в верхние слои атмосферы. Внешняя оболочка корпуса нагревается, но это лишь дает возможность компеллерам дополнительно восполнить дефицит энергии. В сколько-нибудь серьезной газовой оболочке, к примеру, в земной, мы бы уже пылали эффектным болидом.
Кажется, я нервничаю.
Огромный кусок моей жизни связан с черно-белой пустыней, что разворачивается на экранах обзора. Я никогда прежде не видела свой мир с высоты: когда меня забирали отсюда, я валялась в гипоксической коме. То, что я вижу сейчас, не способно обрадовать ничьих взоров. Но это мой дом, черти бы его побрали.
Сердце колотится как бешеное… оказывается, у меня есть сердце.
Будь это кино, сейчас должна была бы звучать патетическая музыка. Но тишину кабины нарушают лишь слабые технологические шумы системы вентиляции, да еще, пожалуй, напряженное сопение Джильды.
Так вот она какова в настоящем деле, моя красотка Джильда. В этом прекрасном теле обнаруживается слишком много хромированного металла.
Монохромный пейзаж совершает разнообразные эволюции, вращаясь, кренясь, порой резко уходя книзу. На самом деле это трамп маневрирует на большой высоте, хотя в кабине движение почти не ощущается.
Все это намеревалась осуществить я сама. Боже, какая самонадеянность! Разумеется, у меня не было никаких шансов. Даже при деятельном участии бортового когитра, которому мои экзерсисы очень скоро показались бы неоправданно рискованными, и он отлучил бы меня от управления.
С самого начала весь расчет строился на психологии.
Джильда не бросила бы меня.
Я ничего не знаю о ее прошлом, но кое-что мне ясно о ней в настоящем. В критический момент она никогда не оставила бы своей заботой несчастную сиротку Тони.
Я неплохой манипулятор, моим психологам это прекрасно ведомо. А еще я какой-никакой, но математик. Могу просчитывать реакции оппонента наперед. Это несложно, когда дело касается натур искренних и простых, вроде Джильды. Да что там, я просто циничная хладнокровная сука.
— Контакт!
Снова перестаю дышать, закрываю глаза.
А когда открываю, то прямо перед собою, протяни руку — и коснешься, вижу Храм Мертвой Богини.
Храм Мертвой Богини (окончание)
— Где находился твой корабль? — спрашивает Джильда.
— Н-не знаю… не помню. Может быть, по ту сторону руин.
Действительно, корабля крофтов нигде нет. Вряд ли он мог бесследно разрушиться за каких-то тринадцать лет. Скорее всего, его останки были эвакуированы исследователями для дознавательских целей. Впрочем, в отчетах, с которыми меня время от времени считали своим долгом знакомить, ничего о том не сообщалось. Судьба корабля заботит меня очень незначительно. Он и в ту пору не представлял из себя ничего, кроме памятника человеческой самонадеянности.
— У тебя будет ровно один час, — говорит Джильда жестким голосом, исключающим возражения. — Подойти, осмотреться, зафиксировать увиденное. И ты обещаешь мне не спускаться в туннель, даже если он и существует.
Быстро-быстро киваю. Требуемое не противоречит моим планам.
— Я с тобой не пойду, — продолжает Джильда. — Хотя следовало бы. Но лучше я останусь на корабле. Тогда ты не сможешь заразить меня своим безумием и не уговоришь на разные сумасбродства. Один час, тебе ясно? По истечении этого часа я покину поверхность планеты, с тобой или без тебя.
«Ты никогда такого не сделаешь, красотка Джильда…»
— Если обстановка изменится в неблагоприятную сторону по моему прямому приказу ты без промедления возвращаешься на борт. Это понятно?
Киваю еще быстрее.
— Подтверди голосом, несчастная дура!
— Понятно, пилот-инструктор, — ангельским сопрано отзываюсь я.
— Твое неподчинение не удержит меня от экстренного взлета, — говорит Джильда сердито. Она встречается со мной глазами, и я безо всякого напряжения выдерживаю ее взгляд. — Ты, верно, рассчитываешь, что я никогда не брошу тебя одну в чужом мире? Ты заблуждаешься на мой счет… девочка Тони.
«А вот это мы очень скоро выясним».
— Федеральное нормализованное время — двадцать один час двадцать минут; пятое марта сто шестьдесят первого года, — декламирует Джильда, адресуясь к бортовому журналу. — Планета Мтавинамуарви, светлое время суток, видимость идеальная, температура за бортом 290 градусов по Кельвину. Пилот-стажер Стокке-Линдфорс выполняет частную исследовательскую миссию proprio motu[2] в окрестностях объекта «Храм Мертвой Богини». Предполагаемая продолжительность миссии — один час. Обратный отсчет запущен… Ну же, не торчи истуканом!
— Джил, я тебя люблю!
Сказано почти искренне. На самом деле я не способна на сильные чувства. Будем считать это демонстрацией глубокой признательности.
— Иди к черту, Тони!
Именно туда я и направляюсь.
Вываливаюсь из кабины в коридор, на ходу прилаживая легкий шлем с маской. В полной герметизации нужды нет, местный воздух недеструктивен и не оказывает на кожу пагубного воздействия. Тринадцать лет тому назад я им дышала… Задраиваю за собой дверь шлюза, выравниваю давление. Диафрагма наружного люка разворачивается, позади меня равнодушно мигают зеленые транспаранты.
Я снаружи.
Стою обеими ногами на сером песке планеты Мтавинамуарви.
Я дома.
— Что происходит, Тони? Почему ты молчишь? Ты в порядке?
— Да… просто я немного потерялась.
— Самое время тебе найтись, — ядовито напоминает Джильда. — Так, для протокола… Будь любезна, комментируй свои действия!
На негнущихся ногах я удаляюсь от темной, дышащей жаром громады трампа. Хруст песка не столько слышен, сколько ощущается подошвами ботинок. Иллюзия, конечно… Во все стороны простирается плоская, как стол, серая с черными блямбами пустыня. Человеческому глазу ландшафт кажется неожиданно просторным, сознание инстинктивно пытается очертить линию горизонта в привычных пределах, и то, что обзор не обрывается, где обычно, а длится и длится, приводит наблюдателя, то бишь меня, в легкое замешательство. Мтавинамуарви почти на четверть больше Земли, что, однако же, почти никак не отражается на ускорении силы тяжести. «Брэнди-Грум» полагает, будто «это обусловлено преобладанием легких пород в литосфере или наличием в ней обширных пустот». И я на собственном опыте убедилась в справедливости второго предположения… Выступы рельефа стерты метеоритными бомбардировками, повсюду виднеются зализанные ветрами язвы больших и мелких кратеров. Над головой висит свинцово-синее пустое небо без намека на облачный покров — да и откуда ему здесь взяться? Звезды почти не видны, но не из-за газовой оболочки, а оттого, что на горизонте сверкающим кружевным шлейфом вздымается корона Нахаротху-Прим. Зрелище фантастическое, не сравнимое ни с чем… но я уже видела такое в собственном детстве.
