стало понемногу прозрачным, робкие облака показались на светлеющем небесном своде. Ненадолго, солнце всё стремительнее начинало выходить из-под земли, белые стеклянные нити облаков начинали распускаться, истончаться, смешиваться и пропадать, будто в миску неба налили цветные краски и замазали ими чёрные цвета ночи и белые цвета рассветных облаков. С каждой минутой жара становилась сильнее и всё более причудливо выглядели бескрайние пески. Везде отныне господствовал телесный цвет: шкурка персика, чешуя рыбы, отблеск перламутра. Линия горизонта трепетала и извивалась в потоках раскалённого воздуха. Сквозь колышущийся горячий воздух, как сквозь кривое стекло, мир казался изуродованным. В песчаный океан глубоко врезались клочья голубого неба, высоко вверх всплывали песчаные дюны. Иногда от песчаного моря вдруг отрывался луч почти прозрачного света и повисал на некоторое время в небе, где тогда появлялся огромный парящий остров, словно гигантский оазис. Затем луч света заканчивался, фантастический небесный остров расплывался и снова сливался с пустыней.
А человек всё брела и брела вдоль широкой матовой ленты дороги. Иногда оступаясь и проваливаясь в песок, но тут же выбираясь обратно на твёрдое покрытие. Широкий плащ с капюшоном, который она, повинуясь редкой вспышке мысли, где-то украла ещё ночью, защищал от солнца, но плохо защищал от жары. Носки тоже понемногу начинали приходить в негодность, они не были предназначены ходить долго по земле без обуви. Всё это не имело значения, она просто шла и шла ради того, чтобы идти. Кто она? Откуда и куда идёт? Это не имело значения, важна лишь прозрачная как небо над пустыней звенящая пустота в голове. Такая восхитительная, не имеющая ни одной мысли. Идти пока шагается, пока идёшь – в голове счастливая пустота. И потому надо шагать вдоль дороги. Не надо думать, дорога сама тебя приведёт куда-нибудь.
Солнце уже вовсю горело в небе оранжево-красным светом, когда из-за неровной линии горизонта появилось чего-то, что не было миражем. Какое-то время спустя дорога привела человека к трёхэтажному зданию из бетона и стекла. В сотне метров дальше стояло ещё одно такое же здание, за ним ещё одно, но человека ноги понесли к самому крайнему. Стоило подойти совсем близко, как двери приглашающе раздвинулись и спрятались в стену. Она вошла. Здесь работал кондиционер, после жара снаружи по коже ударил холод, она замерла, пытаясь оценить новое и странное ощущение. Остальное не интересовало, хотя краем сознания она отметила, что довольно большое помещение чем-то напоминает холл гостиницы. Очень похожая стойка, за которой сидит одетый в зелёный комбинезон смуглый мужчина, похожий на араба, на глазах чёрные зеркальные очки. Несколько шкафов у стены и скамья ожидания рядом с входом. А что такое гостиница? И кто такой араб? От вопросов сразу начала пропадать такая прекрасная пустота в голове, и она тут же их выгнала из сознания. Достаточно простого ощущения холода на коже. А ещё необычных после пустыни запахов влаги, металла, бетона и ещё чего-то вкусного.
Тут двери на улицу снова зашипели и распахнулись, впуская нового человека тоже в хламиде с капюшоном. Бросив откровенно злой взгляд на сидевшего за стойкой, новый гость процедил сквозь зубы:
– Она моя.
– Фарх, ты не забыл, где находишься?
– Она моя, я с утра за ней шёл.
– По дороге шёл? Ну тогда тебе не повезло, а ей повезло.
– Это моя добыча!
– Фарх, ты не забыл закон? Если бы она шагнула в пустыню или сдохла на дороге, то это была бы твоя добыча. А сейчас она на моей территории.
– Убери грабли от моей добычи, или я...
– Или что? Ходить мне с оглядкой? Испугал. Фарх, ты никто и звать тебя на территории города никак, и мне насрать, кто или что ты у себя в пустыне. Дин, объясни мальчику.
В дальней части комнаты открылась ещё одна дверь, до этого сливавшаяся со спиной. Из неё вышел здоровенный бритый негр, под два двадцать, одетый лишь в просторные белые штаны. Правая рука у него от локтя была металлическим кибер-манипулятором толщиной чуть ли не с бедро, а голый торс закрывала вживлённая бронепластина.
– Фарх, сам вылетишь – или помочь? – пробасил негр.
Спорить с киборгом Дином пустынник не рискнул, а шепча ругательства себе под нос просто ушёл. Когда дверь за ним закрылась, араб за стойкой подошёл к девушке, стремительным движением вколол ей что-то, отчего она медленно осела на пол и потеряла сознание. Дальше с удовольствием снял очки, под которым вместо глаз оказались две камеры. Арудж зеркалящие очки терпеть не мог, но не любил перед клиентами светить своё преимущество, пусть думают, что с ними разговаривает стопроцентный натурал.
– Арудж, ну и зачем она нам? Грязная, тощая, как бы копыта не двинула от жары, вся обгорелая. И девчонка ещё, не замечал за тобой, чтобы у тебя на малолеток так стояло, чтобы ты Фарха послал. Я не понимаю, какую ты видишь в ней выгоду. Но готов узнать, потому что Фарха ты послал не просто так, я тебя знаю.
– Ты давай её в медкапсулу, а то ещё и в самом деле копыта двинет. Хорошо, хорошо, объясню сначала. Ты посмотри, какое на ней бельё для начала.
– Ну футболка и трусы хорошая имитация натурального волокна… Хочешь сказать и в самом деле натуралка? Она какая-то богачка из Золотого оазиса, и ты думаешь за неё получить бабок? Ну да, Фарх тупой, он бы её на органы пустил.
– Больше. Я по-быстрому проверил состав ткани и сверился с Сетью, не знают в ней таких тканей. И типаж. Белая кожа и редкий цвет волос, они у неё золотисто-льняного цвета, под грязью не видно. Типаж вообще странный, я тоже по Сети проверил – не знает Сеть такого. И
