идущее в ногу с "Ледоколом". Возможно, их судьба все еще висела на волоске, все еще подвергалась судебному разбирательству.
Луна отступила еще дальше. Она начала поворачиваться вокруг своей полярной оси, превращаясь в твердую серебристую сферу. Затем она отклонилась в сторону, возвращаясь на орбиту, которую покинула во время погони. Ниже виднелись еще несколько слоев лун, но они не проявляли никакого интереса к кораблю. У Кану было достаточно энергии, чтобы избежать слишком близкого сближения с любой из этих лун, но недостаточно, чтобы остановить падение "Ледокола" к верхним слоям атмосферы.
В голове у него звенело, как в колоколе. Он все еще был полон Ужаса. Теперь он знал, что это была не столько эмоция ужаса, сколько очень специфический вид ужасающего знания, запечатлевшегося в его сознании с неизгладимой силой истины. Он все еще мог чувствовать его доводы, звучащие как послеобеденный звон. Он посмотрел на свою собственную руку, восхищаясь ею так, словно видел ее впервые. Он знал, что это такое: инструмент направленного разума, продолжение его самого, средство, с помощью которого такое существо, как он, может делать все, что угодно. Двигать землю, двигать воду, двигать звезды, их бесчисленное множество, чувствовать, как они блестящим каскадом пробегают между его пальцами, как маленькие песчинки алмазного песка.
И знал, что все это бесполезно, что ни одно действие не имеет окончательных последствий, что все лучшее и худшее, каким он мог бы быть, будет забыто; что в белый миг забвения даже тот факт, что он существовал, тот факт, что он оставил мельчайший след в творении, будет забыт. потерян.
Как и все остальное.
Он все еще был с Ниссой. Когда они проходили мимо одного из воздушных шлюзов "Ледокола", молча и без предварительного обмена мнениями, они оба замедлили шаг и посмотрели на шлюз, думая о пустоте за ним, обещании немедленного аннулирования. Он мог бы отбросить свой шлем в сторону, войти в этот шлюз, выпустить воздух и жизнь из своих легких.
Однажды он уже пытался покончить с собой на "Ледоколе", но эта попытка самоубийства была вызвана отчаянием, он видел в своей смерти единственное, что могло остановить Дакоту и в то же время не подвергать опасности спящих. Он пришел к решению покончить с собой только как к кульминации мрачных расчетов, а не потому, что устал от жизни или искал какого-либо освобождения в смерти. Жизнь не переставала удивлять его; он еще не был готов отказаться от нее без веской причины.
Теперь все было по-другому. Его смерть мало повлияла бы на их шансы и уж точно не улучшила бы их. Точно так же у него не было никакой непосредственной и неотложной внешней причины для самоубийства.
За исключением того, что Ужас проник внутрь него и свел на нет все мыслимые доводы в пользу его дальнейшего существования. Это было бесцельно, дневник бесполезных поступков, который сам по себе был обречен на стирание. Ничто никогда не будет иметь значения. Ничто никогда не изменит этот единственный факт, ничто никогда не сделает его более терпимым. Как могли М-строители вообще обладать такими знаниями?
Более того, как мог Кану Экинья?
Нисса держала его за руку в перчатке.
- Нет, - сказала она.
И он понял.
Нет, пока нет.
- Я видел это, - заявил он, охваченный дрожащим ужасом. - Ужас. Я понимал это. Это во мне - наполняет меня, как черный яд. Это всегда будет во мне.
- Я тоже это видела, - ответила Нисса. - Это и во мне тоже есть. На данный момент это все, о чем я могу думать. Я хочу закрыть уши руками и не слышать этого. Это похоже на крик отчаяния, исходящий из каждой клеточки моего тела. Но мы должны быть сильнее Ужаса. Это пройдет. Это должно быть так. Чику стерпела это.
- Я не так силен, как Чику.
- Я тоже. Но нас двое. Мне нужно, чтобы ты отошел от края пропасти, водяной. И я нужна тебе. Помни, теперь мы женаты.
Кану заставил себя кивнуть. Ему казалось, что во вселенной недостаточно сил, чтобы отбросить то поглощающее душу отрицание, которое он теперь ощущал внутри себя. Но он должен был попытаться.
Ради них обоих.
С мостика он снова и снова запускал моделирование. В моделях не было изъяна, только выбор смертей - различные углы, под которыми они слишком круто ударялись о воздух. "Ледокол" был защищен броней от напора океана Европы, но это было совершенно иное предложение, чем аэродинамика трансатмосферного полета.
- Если только я чего-то не упускаю...
- Это не так, - сказал Свифт. - "Ной" - наш единственный вариант. Это могло бы помочь нам спуститься сквозь эту атмосферу.
- Могло бы?
- Скорость нашего сближения все еще очень высока. "Ной" был сконструирован для перемещения между низкой орбитой "Занзибара" и поверхностью Крусибла, а не для того, чтобы выдерживать скорость, превышающую восемьдесят километров в секунду.
- Это может вернуть нас обратно в открытый космос? - спросила Нисса.
- Не на такой скорости. Мы все равно были бы слишком глубоко в гравитационном колодце. В лучшем случае мы можем использовать оставшийся у "Ноя" маневр, чтобы облегчить вход в атмосферу, и надеяться, что аэродинамическое торможение сделает все остальное.
Кану кивнул - бессмысленно было надеяться на какую-либо большую определенность, чем эта. По правде говоря, как он сказал экипажу "Мпоси", они уже были обречены на свою судьбу. Он прикоснулся перчаткой к пульту управления, чувствуя себя так, словно собирался отправить верную и надежную рабочую лошадку на бойню. - Это всего лишь машина, но у меня почти такое чувство, будто я ее предаю.
- Это Свифт, истекает кровью, - сказала Нисса.
- А как насчет тебя, Свифт? Твой аватар внутри "Ледокола" - можешь ли ты передать его "Ною"?
- Не решаюсь сказать. Как ты оцениваешь оставшееся у нас время?
Кану взглянул на дисплей, прищурившись от путаницы векторов и орбит - это было похоже на поединок по борьбе между морскими чудовищами со множеством щупалец. - Это зависит от точки разделения. Слишком рано, и спутники могут принять "Ноя" за вторую экспедицию - или даже истолковать это как угрозу. В любом случае, я не хочу так скоро снова переживать этот Ужас. Слишком поздно, и у нас не будет достаточно времени, чтобы затормозить. В любом случае, у нас в запасе меньше пятнадцати минут.
Свифт снял пенсне и внимательно изучил линзы. - Тогда я бы сказал, что у
